На портале K1NEWS.RU продолжается серия публикаций «Двор моей памяти».

Автором этой автобиографической повести является журналист портала K1NEWS.RU Олег Де-Рибас. Как мы отмечали ранее, в Одессе его знают также как историка-краеведа. Теперь он ведет рубрику «Костромич в Костроме». А новый материал посвящен фактам, не ушедшим во тьму веков, а описывает относительно недавние, советские времена. Впрочем, если хотите, данные воспоминания также имеют некоторое отношение к краеведению, с той лишь разницей, что свидетелем и участником описываемых событий являлся сам автор.

Часть 1

Часть 2

Часть 3

Часть 4

Часть 5

Часть 6

Часть 7

Часть 8

Часть 9

Часть 10

В пятидесяти шагах от ворот Двора одна и та же старушка торговала жареными семечками, десять копеек за огромный стакан, а в магазин я бегал за «Кукурузными хлопьями», кажется пяти- или семикопеечными.

Из-за этих замечательных, медленно тающих во рту и быстро из коробочки, хлопьев и случился мой первый с бабушкой серьезный конфликт.

Опасаясь, что современный продвинутый психолог сделает на базе моего признания далеко идущие – из детства в современность, выводы, все же должен кое в чем сознаться. Необходимые для покупки хлопьев средства частенько тайком добывались из бабушкиного кошелька, что и было обнаружено после нескольких заимствований. В дальнейшей жизни было еще несколько стыдных и неприятных моментов, но это тягостное объяснение было первым, а потому самым запомнившимся.

Еще одним «сладким грехом» моей молодости были не тривиальное варенье и банальные конфеты, а сок! Сок манго! Пусть и в непрезентабельной литровой жестяной банке, импортный, с непонятными иероглифами на этикетке. (Вот написал и самому смешно, а каким мог быть сок манго, если не импортным?). Раз в неделю меня посещала мамина мама, моя бабушка Аня. Именно она-то и приносила, обычно, этот самый, диковинно вкусный, трехрублевый напиток, который, как я ни старался, не задерживался в емкости более трех часов – по рублю в час.

Но однажды меня постигло ужасное огорчение – в заветной банке оказался знакомый мне сок, но с ярко выраженным привкусом тертой морковки. После этого случая пристрастие постепенно «сошло на нет». А сегодня я, грешным делом, подумываю: не было ли это «диверсией», заговором одной или обеих бабушек, с целью предотвращения крупных трат?

Из шоколадных и сосательных конфет я предпочитал последние. В детстве мною было слизано и ссосано несметное количество рыбок на круглых палочках, дюшесок и барбарисок. Любил я также мармелад – лимонные и апельсиновые дольки, доводилось мне едать и элитарную «Клюкву в сахаре». Я с удовольствием «скручивал голову» десяткам «Олегам Поповым» – было такое драже в пластмассовой упаковке в виде клоуна.

Однажды (кажется, в 70-м году) мою маму в виде поощрения отправили в турпоездку по соцстранам. Уж не знаю, по каким государствам пролегал ее маршрут, но одним из его главных (как по мне) итогов, стало обретение мною бесценного богатства. Оно было высыпано передо мною на стол в виде десятка упаковок жвачки. «Жуйка» была в пластинках, брикетиках и… Нет! Жуткое разочарование! В пачках, похожих на сигаретные, к моему и, наверное, маминому огорчению обнаружились не жвачки-сигаретины, а просто конфеты-палочки.

Жвачку и конфеты я поначалу разложил на три почти равные кучки. Почему на три? А потому, что в Доме проживали друзья-родственники – Ира и Игорь. А почти одинаковыми горсти были оттого, что в моей лежало чуточку больше. Своей радостью и жвачкой я решил поделиться в тот же день. Но из под стола на колени уже запрыгнула «жаба» и, освоившись, начала «давить». К Поповым я не пошел ни в этот, ни в следующий день. Кончился же «справедливый дележ» тем, что сестре и брату досталось по пластинке жвачки…

Когда я, подобно компьютеру, вызываю из памяти набор ключевых слов «отец и еда», в голове всплывают несколько незабвенных воспоминаний.

Вот одно из них. Если мне хотелось чего-нибудь вкусненького, но оно было недоступно по финансовым причинам, отец с ехидцей спрашивал: «А марципанов в томатном соусе не хочешь?». Я сконфуженно замолкал, меня смущало и даже пугало это странное слово – настолько, что я даже не мог заставить себя спросить, что же собой представляет этот страшный «Марципан».

Так продолжалось довольно долго; до тех пор, пока мать не принесла домой две небольшие белые фигурки – слоника и мишку. «Это марципан, – сказала мама, – кусай». После долгих и мучительных размышлений я храбро отхватил хобот. «И это марципан? Какое-то сладкое мыло! И, кстати, где же томатный соус?».

А этот эпизод еще более ранний. Он относится к студенческой, «нищей» поре моих родителей, да и всей нашей семьи. Однажды отец принес средней величины гранат. Это было мое первое знакомство с этим экзотическим фруктом. Гранат разломали на несколько частей, я придвинул их к себе и начал бодро «клевать» красные зернышки. И тут, в момент насыщения, отец протянул руку и взял небольшой кусочек. Я, обуянный неожиданным приступом жадности, насупился и пробормотал: «Отдай». Отец был неприятно удивлен. В виде наказания он потребовал съесть гранат сейчас же и целиком.

Вначале я в душе подсмеивался над «глупым» родителем. И действительно, через четверть часа на столе валялись шкурки и груда косточек, но!.. В язык, небо и губы впились миллионы гранатовых иголочек, мой рот «горел» алым пламенем. И если такими путями приходит опыт, то этот его элемент стал для меня не столько горьким, сколько кислым.

Когда мне было, кажется, около десяти, отец отправился в Ригу; как меня уверяли, в «длительную командировку». Однако каждый год, а иногда и чаще, он приезжал в Одессу на два-три дня. Мать на это время куда-то исчезала из дома, что меня сильно озадачивало. Но мы, я и бабушка, были очень ему рады.

Накануне бабушка посылала меня в магазин за бутылкой «Алиготе» и много кашеварила. Отец появлялся на пороге, большой, сильный, веселый, с раздутым портфелем в руке, в который я и «нырял», сразу после объятий и поцелуев. Я знал, что и в этот раз достану из него глиняную бутылку «Рижского бальзама» (как по мне, даром потраченные деньги), пару жестяных коробок с ирисками «Птичье молоко» (ну, если папа считает, что это вкусно), несколько упаковок плавленого сыра «Дзинтарс» (съест бабушка) и… две-три палки «медвежьей», как уверял отец, колбасы!

Это восхитительное сырокопченое изделие истреблялось мною в течение весьма непродолжительного времени, хотя бабушка и старалась нарезать ломтики толщиной с папиросную бумагу. Вначале я выгрызал кусочки душистого сала, а затем разжевывал и рассасывал самоё мясо.

Я не знаю, делают ли колбасу из медведей и сколько особей этого вида обитают ныне в Латвии, но эта колбаса навсегда останется для меня «медвежьей»…

Продолжение следует