На портале K1NEWS.RU продолжается серия публикаций «Двор моей памяти».

Автором этой автобиографической повести является журналист портала K1NEWS.RU Олег Де-Рибас. Как мы отмечали ранее, в Одессе его знают также как историка-краеведа. Теперь он ведет рубрику «Костромич в Костроме». А новый материал посвящен фактам, не ушедшим во тьму веков, а описывает относительно недавние, советские времена. Впрочем, если хотите, данные воспоминания также имеют некоторое отношение к краеведению, с той лишь разницей, что свидетелем и участником описываемых событий являлся сам автор.

Часть 1

Часть 2

Часть 3

Часть 4

Часть 5

Часть 6

Часть 7

Часть 8

Часть 9

С удовольствием возвращаюсь мыслями в квартиру моего детства. Довершали обстановку комнаты ящик-часы с арабским циферблатом, в которых каждые полчаса оживали молодцы-кузнецы, оглашавшие квартиру мелодичным звоном, голубая фаянсовая люстра на наборной медной подвеске и неприлично огромная, как мне казалось, железная кровать. Хорошо подпрыгнув на ее пружинной сетке, можно было достать рукой до очень высокого потолка, что и проделывалось мной неоднократно, пока однажды я не приземлился «мягким местом» на твердую спинку.

Эта проходная комната вела в «детскую», которую таковой можно было назвать с натяжкой, поскольку я делил ее с бабушкой. Кажется, однако, что я жил попеременно и там, и сям. Ведь одно время в квартире проживали как бы две семьи: молодая – папа с мамой и наша с бабушкой – смешанная. Проблема смежных комнат является, безусловно, «проходной», но непреходящей. Вероятно, мои родители никак не могли ее разрешить, поскольку так и не сумели сделать окончательный выбор – мы неоднократно менялись комнатами.

В детской висела большая картина в широкой золоченой раме. На ней художник изобразил изящную молодую женщину, сидящую в кресле, в ажурной шляпке и в мехах. Бабушка называла эту даму «Мара». Помнится, меня очень удивляло это странное имя. Теперь я знаю, что Мария Александровна Де-Рибас была известной оперной артисткой, с успехом выступавшей в Одессе и за рубежом в начале прошлого века. Сценическим псевдонимом она избрала себе «Мару».

Второй картиной, памятной мне, был портрет Иисуса. Не икона, а скорее именно портрет. Бог выглядел неканоническим – простоволосым и без нимба, задумчивым и несколько рассеянным, даже, пожалуй, неживым. Именно эта неуловимая глубина во взгляде его темных глаз, которые как бы просвечивались через закрытые веки, приковывала мое внимание; бывало, мы смотрели друг на друга если не часами, то долгими минутами.

В детстве мои отношения с Богом складывались непросто. Бабушка окрестила меня тайком (мне удалось сохранить белый пластмассовый крестик) в отсутствие родителей, которые были на Сахалине. Не думаю, чтобы папа и мама были бы категорически против, просто посещение церкви, а тем более исполнение обрядов, тогда не приветствовалось.

Я запомнил бабушку очень набожной, хотя злые языки во Дворе говорили мне после, что такой она была не всегда, и намекали на некие моменты из ее прошлого. Оглядываясь назад, я готов признать, что в ней имелась какая-то загадка, и не одна. Но в последний период своей жизни бабушка регулярно посещала Успенскую церковь, что на Преображенской, хоть посты мы, кажется, и не соблюдали. Меня бы вовсе не касались ее еженедельные походы, если бы они не требовали моего сопровождения.

Свои первые визиты в храм я не помню; думаю, что вначале было интересно. Но в двенадцать лет, изрядно одуревший от запаха ладана, полумрака и многолюдства служб, я категорически заявил, что ноги моей в церкви больше не будет. Бабушка отступилась. В следующий раз я вошел в храм только много лет спустя.

Вопрос же о существовании Бога для меня, вначале октябренка, а затем и пионера, никогда не стоял. В различных жизненных ситуациях, в том числе имевших место и в моем детстве, мне не раз и не два приходилось убеждаться, что Бог в этом мире все-таки есть…

Еда

В предыдущей главе уже были описаны некоторые особенности моего питания. Но с твердой уверенностью, что рацион ребенка 60-х годов несомненно будет крайне любопытен потомкам (которые, скорее всего не застанут многие деликатесы), продолжу знакомить читателя сегодняшнего с некоторыми своими прошлыми гастрономическими пристрастиями.

А если еще учесть, что в своем «детском питании» я почитал себя (и почитаю до сих пор) великим оригиналом, то давайте «сверим часы» и увидим, действительно ли я являлся таковым? В самом же худшем случае, не достигнув ни одной из намеченных целей, буду удовлетворен хотя бы тем, что благодаря перечислению некоторых еденных мною блюд, напомню вам подзабытый «вкус детства».

Итак. Предварю свой рассказ тем фактом, что питалась наша семья исключительно с базара. Сначала с «Алексеевского», затем, после его ликвидации, с «Привоза». Мы с бабушкой «делали базар» только вместе и советовались почти перед каждой покупкой. Возвращались усталые, оглушенные и «затолканные», но довольные собой и раскладывали «здобыч» на кухонном столе.

Вся провизия состояла из трех видов – из овощей, мяса и брынзы. Любопытно, что овощами бабушка называла не только лук и картошку, буряк и помидоры, но и петрушку, и укроп, а также все виды фруктов и ягод. Понятие «мясо» включало в себя непосредственно свинину и говядину, но кроме нее и рыбу, и частую курочку. Ну а брынза – она и есть брынза.

Я намеренно ухожу от вопроса стоимости этого «продуктового набора», потому что не хочу омрачать повествование неуместными сравнениями…

Бабушка готовила изумительно. Вероятно именно этим умением, а также огромной «скорострельностью» на пишущей машинке, она, простая женщина без особенного образования, и подкупила моего деда-профессора, будучи поначалу его секретаршей.

Среди ее фирменных блюд значились: в первую голову «красный» борщ, потом фаршированная рыба и курица, бефстроганов, котлеты, овощные соусы, салат из огурцов и помидоров (в который, упаси Бог, лить рафинированное масло – только то, которое «у баб») и тому бесподобное.

В электрической духовке, напоминавшей саквояж по форме и благодаря ручке сверху, бабушка пекла замечательно вкусные «паски» к праздникам и пирожки, а за ее рецептом торта «День и ночь» безрезультатно охотились многие хозяйки нашего Двора.

Одним из блюд, ориентированных исключительно на меня, была манная каша, но не сладкая, на молоке, а соленая – на курином бульоне. Эта каша, с мелко посеченным мясом от крылышка, являлась, видимо, неким паллиативом между рациональным питанием ребенка и моим отвращением к молоку. Настоящей же вкуснятиной я полагал соленые бочковые огурцы, щедро сдобренные все тем же, натуральным подсолнечным маслом. Мои смеялись над этими пристрастиями, но втайне, возможно, радовались – дешево ведь и сердито…

Продолжение следует