Надежда, пенсионерка:

— 19 августа 1991 года я целый день смотрела «Лебединое озеро» по телевизору. Было тревожно, конечно. Хотелось чего-то лучшего, но не верилось. Так оно и произошло в результате. Мы в тот момент находились далеко от Москвы, в Тюмени, поэтому и воспринималось всё это немного проще, наверное.

Николай Михайлович, пенсионер, узник фашистских лагерей:

— Августовский путч помню уже плохо. Был на работе. Но помню, что не думал, что такое получится. Да и старый был уже тогда – 48 лет, чтобы интересоваться подобными вещами.

Александр, безработный:

— 19 августа 1991 года я как раз находился в командировке в столице. Работал на «Пегасе» и нас послали на обучение. В поезде, приближаясь к Москве, я разговорился с москвичкой, которая была учителем одного из дикторов новостей федеральных каналов. Она говорила, что ей стыдно за таких учеников. Она утверждала, что прекрасно была знакома с командой путчистов, и была уверена, что если они придут к власти, то ничего хорошего ждать не стоит, подумывала о том, чтобы вообще эмигрировать из страны.

Когда я приехал в Москву, старался стать частью этих событий, приехал на Красную площадь, где стояли танки, сидели солдаты, раздавали листовки. Прекрасно помню, что Москва была очень оживлённая, на эмоциональном подъёме. У Белого дома я принял участие в большом митинге, народ активно протестовал. К вечеру собирались делать баррикады, и я даже поучаствовал в их строительстве.

Но когда сел в обратный поезд на Кострому, всё было совершенно иначе. Люди находились в каком-то апатичном, траурном настроении, молчали. Было ощущение, что попал в похоронный дом. Когда вернулся, заметил, что у памятника Сусанину, где всегда располагался стационарный пункт оппозиции, никого нет – полная тишина. И только на столбе висело объявление, тех, кто знает что-то о ГКЧП или хочет узнать, приглашают на площадь Конституции в такой-то кабинет. Я сходил, там готовили большой митинг в центре, на который меня пригласили выступить, но костромские власти его так и не разрешили.

Сейчас, спустя годы, всё, конечно, переосмысливается. Но я и сегодня рад тому, что принял участие во всех этих процессах, стал их свидетелем.

Дмитрий, медик:

— Мне сейчас 36 лет, во время путча ещё маленький был. Но помню, что в этот день сидел дома, смотрел «Лебединое озеро». Больше ничего не показывали. Родители гораздо больше беспокоились, для них это было страшно, потому что балет круглые сутки показывали тогда только в дни очень больших трауров. И, поскольку у родителей была такая тревога на душе, всё это считаю неприятными воспоминаниями.

Ирина Фердинандовна, специалист по жанровому творчеству:

— Какой это был день недели, я, конечно, уже не скажу, но неприятных ощущений было много. Любая революция – это потрясение, и все революции, которые происходили, ничего положительного не дали. Люди без них живут тихо и спокойно, а мы всё что-то ищем. Были в тот день, скорее всего, на работе, переживали, хотели поскорее прийти домой, включить телевизор и посмотреть, что там происходит. Но ничего хорошего не увидели. Приятных эмоций от этих событий нет. Война есть война.

Ирина, бухгалтер:

— В 91 году шли танки по Москве к Белому дому. Было очень страшно. Я тогда сидела дома в декретном отпуске с маленьким ребёнком. Очень боялась, что всё изменится к худшему. Желания поучаствовать в процессе не было, да и чем-то помочь стране чисто физически возможности не было. Я считаю, что сейчас те ожидания, которые народ возлагал на эти события, оправдались, но тогда нет.