«Он орал прямо в душу»: воспоминания костромского поэта о дружбе с Высоцким

Сегодня — день памяти Владимира Высоцкого. Его не стало 25 июля 1980 года.

Он до сих пор вхож в каждый дом: старыми магнитофонными пленками, пластинками, современными цифровыми аудиообработками, томиками стихов, напечатанными ныне без купюр. Некоторым костромичам посчастливилось побывать на концертах Владимира Семеновича. Но никому даже в самом фантастическом сне не могло явиться, чтобы Высоцкий заглянул в гости! Однако великий бард именно так и сделал, как-то раз проведав московскую квартиру нашего земляка, прекрасного поэта Владимира Леоновича. Об этом Леонович однажды эксклюзивно рассказал корреспонденту портала K1NEWS.RU Дмитрию Тишинкову. Как и водилось во времена Высоцкого — на кухне:

Я хоть и жил тогда в Москве, но был вне этой богемы. Все больше путешествовал по деревням. С Высоцким очень тепло общался мой друг бард Игорь Кохановский. Они вместе учились в строительном институте МИСИ. Потом Высоцкий оттуда слинял. Пошел по театральной стезе. А Игорь МИСИ закончил. Получил диплом и уехал по специальности. У Володи же появилась хорошая компания: Шукшин, Тарковский. Человек он уже был известный, уважаемый. Тем не менее, редко появлялся в Центральном Доме литераторов. И первые наши встречи были мимолетными. Году в шестьдесят четвертом Игорь привел Володю ко мне: «Знакомься — Высоцкий!» А я в этот момент затеял постирушку. Пришлось отложить домашние дела.

У Высоцкого были песенки, нет, уже песни, чем-то отличные от народных, лагерных и блатных. Они походили на короткие новеллы, отличались ладной рифмой, тугим сюжетом. Это все, что я тогда заметил.

Когда узнал, что Высоцкий играет в театре на Таганке Гамлета, послал ему из Сибири свои стихи про принца Датского. Володе они очень понравились.

С тех пор песни Высоцкого узнавал сразу, с первых слов. В них мне слышалось ярко выраженное мужское начало. Скорее, мужественное. Даже обаяние Булата Окуджавы я ценил меньше, чем эту энергию и прямоту. Булат гениально был одарен и выше Высоцкого как художник, но в себе имел нечто мягкое. Как Пастернак, например. Ну с кем еще сравнить? С Евтушенко, с которым дружил, как и с Булатом? Женя портил себя ужимками. Его спина была слишком гибкой. Вознесенский слишком внешен и экспрессивен. А Высоцкий был как раз со своей «второстепенной» позицией «текстов». Высоцкий нам орал прямо в душу.

Он очень хотел печататься, знаю, мечтал об этом, как ребенок. Я видел, как он был очень аккуратен в своих листочках. Почерк, похожий на есенинский, ровненький. Несмотря на всю довольно бурную, насыщенную жизнь.

День смерти Высоцкого, 25 июля 1980-го, запомнил навсегда. Мы все были на нервах тогда. Говорю Кохановскому: «Игорь, поехали куда-нибудь, расскажешь про Володю, как все случилось». Игорь мне: «Он нас всех измучил. Убегал из больниц. Причем как мальчишка. Притворится смирным, ляжет в больницу, а когда друзья утратят бдительность, Высоцкий — фьить — и нету его». Он знал, что жизнь пошла на разрыв, и перестал беречь себя. Да, собственно, никогда себя и не берег…

Принято считать, что именно Кохановский научил Володю играть на гитаре. Нет, это не так. Я спрашивал Игоря об этом. Высоцкий научился сам. Другое дело, что Игорь уже стал известным бардом, уже появилась его известная песня «Я кручу напропалую с самой ветреной из женщин». Высоцкий тоже набирал высоту. Но у Игоря были мирские песни, а у Володи — более приблатненные. При этом они были внешне похожи. Оба небольшого росточка, у обоих «стесанные» лбы. Как братья родные. По крайней мере, такие они ко мне явились домой. И Игорь как-то сказал мне: «После Володиной песни «Протопи-ка мне баньку по-белому…» у меня произошел сдвиг и я бросил гитару. Высоцкий меня победил». После «Баньки» я не осмелился продолжать то, что делал».

Кстати, потом Кохановский очень порядочно писал о Высоцком. Я принялся читать, но у меня тут же кто-то уволок эту книжку. Игорь очень хорошо знал Высоцкого. Очень! Когда Игорь поехал в Магадан освежить впечатления, то Володя запел такую вещь: «Мой друг уехал в Магадан. Снимите шляпу». Любил Высоцкий посмеяться, поддеть друга.

Я тоже считал Игоря своим другом. Вместе в Москве посещали легендарную литературную студию «Магистраль». Туда с радостью ходили Куняев, Панченко, Окуджава. Это место, где можно было подышать. Центральный клуб железнодорожников. На Комсомольской площади полукруглый дом. С одной стороны — Казанский вокзал, с другой — универмаг «Московский». В конце концов, как водится, литобъединение «Магистраль» разогнали. Состав преступления: пошлые песни Окуджавы и и чернушная поэма Леоновича. Донос наверх, в ЦК комсомола. И все».

P.S. После звездной столичной жизни Владимир Николаевич Леонович надолго вернулся в Кострому, где и родился. Затем поселился в кологривской деревушке. Но всегда ценил дружбу с Булатом Окуджавой (по просьбе которого Леонович вел его юбилейный вечер), Беллой Ахмадулиной, Евгением Евтушенко и, конечно же, с Владимиром Высоцким. И воспоминания о том романтическом братстве бесценны…