Камень с Голгофы? И все-таки он нашёлся
Мобилизованные в колхоз
Откуда чудо-реликвия могла взяться у костромского пенсионера? Напомню историю, рассказанную им самим. Во времена «брежневского застоя», четырнадцать лет подряд, Бориса Алексеева, работника электромеханического завода, как и многих других заводчан, посылали на сезонные колхозные работы на северо-восток нашей области, а именно в Октябрьский район. В деревнях таких горожан называли мобилизованными.
Бориса, в ту пору молодому ещё человеку, «командировки» с весны по сентябрь в глухие края вполне устраивали. Ему нравилась там девственная природа, богатая рыбалка, а ещё ежегодные поездки в разные города Советского Союза по профсоюзным путевкам, которые ему давали на родном предприятии после «колхозной страды». Рассказывает, что забрасывали их на край области самолетами — по-другому и никак было. Оглядываясь назад, работу заводчан в колхозах называет не иначе как «зачисткой бардака». Поскольку горючего не хватало, то поля с неубранным льном уходили под снег. «Ведь тогда политика какая была? Каждый клочок земли должен быть засеян! Вроде бы хорошо, да нехорошо, формализм настоящий, главное — отчитаться. А весной комиссия приедет, за неубранный лён по головке не погладит, да и сеять же снова надо. Это не поля с картошкой, которые можно просто перепахать. Вот нас и заставляли поля жечь. Мы вставали друг от друга на расстоянии пяти метров, опоясывались проволокой и тянули за собой по паре подожженных мешков. Сухой лён вспыхивал быстро, и огонь шёл за нами буквально по пятам. Успевай шагай! Тут же бригадир следит, с какой стороны ветер дует, чтоб деревню не спалить. Старики плакали над этим издевательством. На полях ещё снег лежит, земля не прогрелась, а из области звонят: сеять надо! Ужасов бесхозяйственности насмотрелся столько, что никакой ностальгии по развитому социализму у меня нет», — говорит Борис Витальевич.
Тайник старовера
Последнее лето его командировочной одиссеи Алексеев проживал в деревне, что километрах в двадцати от райцентра. На постой в свою избушку его принял дяди Миша Чечерин. За правильность фамилии Алексеев не ручается, поскольку воспринимал ее только на слух. Вообще-то был дядя Миша уже не «дядя», а дедушка, причём очень старый. Жители деревни утверждали, что ему сто шесть лет. Да и сам он никого не разубеждал. Паспорта же его постоялец, разумеется, в руках не держал. Был дядя Миша из староверов, и вечерами перед печкой, на которой его жена, разменявшая девятый десяток, готовила ужин, много о чем с горожанином перетолковали, благо постоялец оказался внимательным слушателем и не говорил старику: «Ну, и врать ты мастер». К тому же, в отличие от других мобилизованных, Алексеев не курил и спиртным не злоупотреблял, за что дядя Миша его уважал и даже на постой по этой причине пустил. От него, пожалуй, впервые Борис узнал о старообрядческой вере, о перенесённых староверами притеснениях.
По осени дед не единожды извлекал из какого-то тайника камень, который называл кровником. Камень горожанину показался необычным, но ещё удивительнее оказалась его история. Со слов дяди Миши, взят он с самой Голгофы, на которой был распят Господь. «Слышали про легионера Лонгина? Это тот, который проколол копьем бок Христа, избавив тем самым его от долгих мучений. А солдат этот плохо видел, страдал катарактой. Когда брызнула кровь из раны Христа, то попала ему в глаза, и он прозрел, исцелился. Поразившись случившимся, люди стали хватать камни, окропленные кровью. Впоследствии Лонгин стал христианским подвижником и принял мученическую смерть, а камни стали реликвиями и разошлись по всему миру. Один из них каким-то образом оказался на Руси, в монастыре, где наподобие крепостных крестьян несли трудовую повинность далекие предки дяди Миши. Отношение к ним со стороны монахов было суровым. И произошёл большой бунт, во время которого монахов перебили. Бунтовщики, скрываясь от посланных на усмирение царских войск, отправились вместе с семьями на восток страны. А камень-кровник прихватили из монастыря с собой в качестве путеводной звезды. Потому как видели, что у монахов он сильно почитался. Долго странствовали и дошли до реки Межа, где кончалась граница русского государства. И продирались дальше сквозь непроходимые леса, и остановились наконец в тех местах, где теперь северо-восток нашей Костромской области. И поселились там, и жили общинно, не зная крепостного права. Край был сказочно богат природными дарами. Там водилась до недавнего времени и «северная пчела», у которой хоботок в два раза длиннее, чем у обычной пчелы. Меня дядя Миша угощал пивом, которое было им сварено на этом меду. Называл он это пиво словом «рыжьё». И до чего оно было вкусное и крепкое, что пьянел я моментально. А сам он пил рыжья много больше, но не хмелел и надо мной посмеивался…»
Храни его тридцать лет
— Борис Витальевич, как думаете, почему он кровник вам, случайному, можно сказать, человеку, доверил?
— А видно, больше некому было. Когда создавались колхозы, многих староверов сослали в Соловки. Общину разрушили. Дядю Мишу не тронули, но лошадей его и коров забрали в колхоз. Детей своих он пережил. Внук «перековался», в дедовы «сказки» не верил. Жена, третья по счёту, тоже старая. Кому передать-то? А тут я, с интересом, затаив дыхание, его рассказы слушаю. Да и старался помогать по хозяйству — огород вскопал и жердями огородил, дрова колол. Денег никаких не брал, конечно. Зато в баньке его парился.
— Дядя Миша, передавая вам камень, что-то наказывал?
— Хранить его тридцать лет. А потом, он говорил, власть поменяется и прятать его не надо будет.
— Больше вы с ним не виделись?
— Так я больше туда и не ездил. В стране перестройка началась, посылать нас в колхозы перестали.
Езжай в Рим, Владимир…
Итак, прошло тридцать лет. Борис Витальевич признаётся, что про «кровник» почти забыл. Да он сам о себе напомнил: коробочка, в которой хранился, нежданно попала на глаза, когда стал искать какую-то книгу. Что с ним делать? Решил обратиться к Владимиру Шевченко, известному костромскому журналисту, дружбой с которым дорожил. Тот историей загорелся и даже опубликовал статью о камне-кровнике в местной газете. Алексеев рассказывает, что камень на некоторых людей оказывал странное действие. Кто-то начинал даже кликушествовать. Обращались в костромскую епархию, но там рассказ про таинственный камень с Голгофы, мягко говоря, всерьёз не приняли. «Дали нам знать, что в православной традиции камни-кровники не фигурируют». Владимир Шевченко планировал и дальше вести разыскания и докопаться до истины: а вдруг и впрямь камень «оттуда»? Неугомонный журналист встречался с кем-то из итальянцев, и они говорили, что надо выходить на папу римского.
Алексеев вспоминает, что не только итальянцы, но и другие люди советовали: «Езжай в Рим, Владимир! В подвалах Ватикана такие камни тоже хранятся — надо сравнительную экспертизу провести». Но какой Рим, если журналист едва концы с концами сводил. Мало того, вскорости после нескольких инсультов Владимир Шевченко умер. Насчёт камня Алексеев спохватился спустя какое-то время, да тот словно в воду канул. Столько-то людей перебывало в квартире друга! С кого спросишь? Родственники разводили руками: не видели никакого камня… Лидера союза нищих пенсионеров тогда озарило: «Надо идти к старообрядцам, дядя Миша-то их веры!» Рассказывает, что в старообрядческом храме к нему отнеслись с пониманием. Существование камней-кровников с Голгофы не отрицали, а что до пропажи реликвии, то батюшка дал совет: «Молитесь, молитесь, и камень проявится».
Проявился!
И все-таки мистика в этой истории присутствует. Нашёлся кровник не абы когда, а в праздник Крещения Господня. Позвонили Алексееву друзья, позвали на реку Костромку — окунаться в водную купель. «Я подумал, что ради такого события надо бы побриться, а то бородатый уже. Взял электробритву, а она как на зло — встала, не работает. Вспомнил, что Александр, брат Володи, после похорон вместе с разными вещами отдал мне и его бритву — на память. Я с тех пор и в руки-то её не брал. И тут хватаю футляр, открываю, а там «кровник», завёрнутый в носовой платок. Вот где, оказывается, хранил его Володя! Я его столько искал, всех расспрашивал, а он целый год рядом со мной находился…»
Спрашиваю у Бориса Витальевича, чувствует ли он что-то особенное, когда теперь кровник в его руках. «Ещё как чувствую! Когда он нашёлся, так я будто не один десяток лет скинул. Двигаться стал как в молодые годы».
А что скажут о камне геологи? Мнение Нины Пугавко, изучавшей в своё время геофизические методы разведки в ташкентском институте и немало поколесившая с геологическими партиями по стране: «По внешним признакам камень представляет собой метаморфическую кремнистую горную породу, очень древнюю. Внутри, в образовавшейся пещерке — кварцевые кристаллы, ровные, красивые. Хороший коллекционный камушек. В нашей области месторождений таких пород нет, а случайные находки возможны».
И все-таки история эта с секретом. И навряд ли придуманная. Активному пенсионеру-общественнику нет смысла сочинять её ради того, чтоб народ позабавить. У него своих реальных забот полно. Но тайну камня, отданную на хранение дядей Мишей-старовером, разгадать хочется: «Ну не ради же красивой сказочки его берегли и передавали из поколения в поколение».
Сейчас, когда «кровник» нашёлся, ему очень важна помощь людей в дальнейшем расследовании. Отклики приветствуются.
Алевтина НОВИКОВА
Фото Николая Суворова.