Автором этой автобиографической повести является журналист портала K1NEWS.RU Олег Де-Рибас. Как мы отмечали ранее, в Одессе его знают также как историка-краеведа. Теперь он ведет рубрику «Костромич в Костроме». А новый материал посвящен фактам, не ушедшим во тьму веков, а описывает относительно недавние, советские времена. Впрочем, если хотите, данные воспоминания также имеют некоторое отношение к краеведению, с той лишь разницей, что свидетелем и участником описываемых событий являлся сам автор.

Добавим лишь, что повесть публикуется впервые. Итак…

ДВОР МОЕЙ ПАМЯТИ

(мемуары нестарого одессита)

Мне сорок с изрядным «хвостиком». С одной стороны, мемуары мне писать рано, с другой – лет через пять-десять мемуары все равно будет писать рано, но я, наверняка, забуду то, что еще помню сейчас. Думаю, что именно из-за такого ложного стыда в нашей беллетристике крайне мало воспоминаний о «розовой» поре жизни.

Решено, приступаю, надеясь, возможно, не столько поведать читателю что-нибудь новое, неизвестное, сколько вспомнить вместе с ним «доброе старое»…

Мое глубокое детство прошло ни где-нибудь, а в Одессе. И не просто в Одессе, а в самом ее сердце, на Молдаванке. А если точнее – во Дворе по улице Мизикевича, ныне Степовой под № 29. Именно этим Двором я и намерен ограничить свои воспоминания, почти не буду из него «ходить в школу» и вообще, покидать Двор буду лишь по крайней необходимости. И еще – напишу только о том, что помню сам, а если где-нибудь случайно совру, то вы все равно проверить этого не сможете…

Двор

Если я сейчас не объясню, как выглядел наш Двор, то потом никто ничего не поймет. Представьте себе замкнутый прямоугольник со сторонами пятнадцать на, скажем, пятьдесят метров, в который ведет десятиметровый проем, «прорубленный» в двухэтажном фасадном флигеле. Проем этот, представлявший собой единственный вход (он же въезд) во Двор, запирался во времена она массивными чугунными воротами из двух половинок. Затем, когда некоторые жильцы «закрутели» и во Дворе стали ночевать первые авто, ворота сняли с петель, расширив тем самым проезд, и прислонили к стенкам. В один год, вероятно на металлолом, «ушла» одна половинка ворот, на следующий – другая.

Двор ничем не отличался бы от остальных молдаванских, с их «нахалстроями» незатейливой архитектуры, с лестничками, ведущими к бесчисленным верандам, если бы не Дом. Этот трехэтажный исполин из благородного желтого известняка свысока глядел на обступившие его халупы; он царствовал, он давил всю окружающую застройку вместе с обитателями. И знаете, казалось, что вальяжность Дома в определенной степени передалась его жильцам и поэтому между нашими «дворянами» имело место некоторое расслоение. «Домовые» считались жильцами привилегированными, и в их манере держаться нет-нет, да и проступало эдакое чуть свысока. Не гордясь, скажу сразу: мне посчастливилось родиться именно в Доме, на верхнем этаже средней парадной.

Впрочем, не все жители Дома имели право чувствовать себя «аристократией». Например, мои знакомые, девочки-погодки Оксана и Оля обитали со своей мамой в Доме, но в его подвальной части, то есть на минус первом этаже. Олю и Оксану мы, между собой, называли «дети подземелья». Жилищные условия, видимо, все же накладывают на людей определенный отпечаток; от героев одноименной повести Короленко эти девочки унаследовали какую-то патологическую скованность и, даже, забитость. «Подземная» семья прожила во Дворе около трех лет, затем съехала, хочется верить – в лучшие условия…

А вот страничка из жизни другой нашей семьи. В одной из квартир Дома празднуют день рождения. Я среди приглашенных. Веселая, оживленная именинница, вся в розовом. Уже махнули по единой: взрослые – водку, мы – лимонад. Но веселья нет, все напряжены – ждут маму именинницы.

Мама, известная на всю округу пьяница, женщина «известного» поведения, не живет с дочерью, бросив ее на попечение родни. Она вообще живет неизвестно где. А с кем, мы вскоре узнаем.

В прихожей какая-то возня. Входит мама – «навеселе», оплывшая, какая-то пыльная что ли. Ее ведет-поддерживает какой-то «дядя». Она: «Доченька! Это твой «новый папа». Вот так – ни имени, ни фамилии. «Папа» – франтоватый и наглый жулик, достает из сумки меховые шапку и муфту – подарок, явно ворованный.

А именинница счастлива. Она выбегает в соседнюю комнату, откуда вскоре возвращается в своем убогом пальтишке, но на голове «новая» шапка, руки в муфте.

Мама рвется за стол, тянется к бутылке. Но ее ухажер, чувствуя их неуместность здесь, властно и твердо выводит ее за руку…

Сейчас появилась мода называть многие старые дома «сталинками». К нашему Дому, который был выстроен гораздо ранее начала «красного века», это определение все же подошло бы. Жители его немало претерпели в страшные годы репрессий, а наша семья пострадала более чем. А еще, хоть и не в самом Доме, но стена стеной к нему проживала тезка «великого вождя», по имени Сталѝна…

Продолжение следует