Кострома льняная, Кострома сырная, Кострома купеческая… А про Кострому стрелецкую знаете? Есть такая, и даже есть музей «Дом стрельца», открывшийся в августе этого года в Заволжье на улице Верхне-Набережной. 

Вежливый детдомовец 

На мой взгляд, так нет места для жизни краше. Патриархальная тихая улочка на самом побережье, как раз там, где сливаются воедино Волга и река Кострома. Дом, на котором сейчас красуется вывеска «Дом стрельца», — родовое гнездо потомков купцов Беленоговых и предприимчивых Морозовых, имевших баржу и занимавшихся перевозками. Вот прапрадед Игнатий Морозов как раз потомок стрельца. А фамилия Пискаревы — от старшего нынешнего 81-летнего хозяина — Павла Александровича Пискарева.

Личность необыкновенная! Одаренный детдомовец, ставший учителем и художником. Родителей, погибших в годы войны, совсем не помнит. Воспитывался у дедушки с бабушкой в Нерехтском районе. Но и те недолго пожили, так что оказался он «ничейным», детдомовским. По малолетству своими корнями не интересовался. А потом спросить было просто не у кого. Есть какие-то сведения, что по одной из ветвей он «не из простых», живших в Петербурге и имевших там собственность. И неисповедимым образом ему, пацану, передалась природная вежливость и любовь к изысканным манерам, которые его окружению казались смехотворными.

Сменил три детдома, в сорок четвёртом году его несколько месяцев выхаживали от рахита в санаторном лечебном детском доме, располагавшемся в бывшей барской усадьбе села Неверово. Ничего, справным вырос и крепким. Окончил ремесленное, получил специальность электрогазосварщика. Отслужил три года в армии, принимал участие в ликвидации остатков бандформирований из числа «лесных братьев». Вернувшись, работал сварщиком на заводе «Рабочий металлист» и учился заочно в химико-механическом техникуме на техника-электрика промышленных предприятий.

Между прочим, ему, жившему в заводском общежитии, путь на учебу давался не так просто, как нынешним заволжанам. Моста-то не было. Так что до сих пор ещё стоят перед глазами переполненный паром и дорожка по ледяной переправе, столь опасная на подступах весны. И самое большое событие — женитьба на любимой девушке Татьяне, с которой познакомился ещё будучи «ремесленником». Рассказывает, что просто застыл на месте, когда впервые увидел ее.

А встреча случилась словно из другого мира, столь ему притягательного, в один из промозглых осенних вечеров, когда по дороге в общежитие он решил зайти в местный кинотеатр «Зим-Зим», прозванный так жителями старого Заволжья. Подходит и видит, как три девушки с папками стоят возле двери, а одна, что постарше, безуспешно пытается открыть заклинивший навесной замок на двери. На просьбу помочь открыть музыкальную школу, а то уже занятие пора начинать, он удивился: «Какая музыкальная школа? Это же кинотеатр». А, оказывается, «музыкалка» располагалась на втором этаже. Открыл Павел дверь, поклонился и произнёс: «Проходите, артистки!» Засмеявшись, девчонки упорхнули наверх, а он так и остался стоять столбом, очарованный одной из них, — белокурой юной музыкантшей. Она была словно из другого мира, где нет места простой грубой жизни.

А потом они встретились на зимнем катке. Танечка тогда училась в десятом классе и мечтала поступать в музучилище. Вот эта девушка и станет его женой и родит сына Дмитрия, того самого, который надумает сделать «Дом стрельца». Кончится его «ничейность» и общежитская жизнь, он переедет в уютный купеческий дом на набережной, где все так мило ему было — домашнее музицирование, разговоры за чаем с пирогами из русской печи, полки с книгами, фотокарточки и картины на стенах, красивые шторы на окнах. В этот женский мир он войдёт не слоном в посудной лавке, а бережным и мастеровым хозяином. И тут сразу все починится, отремонтируется и пристроится… По совету жены поступил в институт и учился заочно на худграфе. Посещал изостудию при Доме культуры «Рабочий металлист», которой руководил известный мастер живописи и графики Николай Александрович Коротков. 

Спасение помпейской веранды

Большим этапом в его судьбе стала работ в школе №23 и все, что связано с деятельностью тамошнего этнографического музея. И сейчас удивляется, до чего масштабной и интересной она была. Школьный музей располагал такими экспонатами, что им завидовали настоящие, а не самодеятельные музеи. Ребята совершали экспедиции по области, записывали рассказы жителей, привозили интересное пополнение для музея. Удивительно, но факт: школьники из 23-й школы побывали в кологривском Шаблово ещё раньше всех музейщиков из Костромы и делились экспонатами с Виктором Игнатьевым. Помимо школьной работы (а он по совместительству вёл уроки ещё в других школах и оформлял наглядную агитацию на «Рабочем металлисте»), успевал рисовать и для души. Просто карандашом, маслом. В его домашней коллекции, например, хранится портрет клоуна Жоры, спасавшего животных и погибшего при пожаре в костромском цирке.

Есть в творческой биографии Павла Пискарева совершенно чудесная история. Случилась она в Кисловодске, где у семьи сына Дмитрия приобретено небольшое своё жильё. Гостивший там Павел Александрович побывал на Белой Вилле, мемориальной усадьбе известного художника-передвижника Ярошенко. Все там казалось прекрасным и замечательным, удручала только веранда с обвалившейся лепниной. Между тем, была  настоящим сокровищем, поскольку расписывали ее знаменитые друзья-художники Ярошенко, а «античные» скульптуры имели шутливое сходство с прославленными гостями. Положение помпейской верандой было критическим, и именно костромич совершенно бескорыстно взялся ее отреставрировать, хотя и знал, что от работы, как неподъемной, отказались специалисты из больших музеев. Работа действительно оказалась непростой, только несколько дней счищал грязь и облупившуюся старую краски, а уж потом приступил к восстановлению. Две недели трудился Пискарёв, да с таким воодушевлением, что к нему присоединились и другие художники. Домой он вернулся с медалью «За любовь к искусству», торжественно вручённой ему руководством музея. Мало того, костромич был избран членом попечительского совета музея.

Секира из огорода

Однако ж пора и о стрельцах поговорить. Идея своего музея в голове Пискарева-младшего возникла сама собой. Как не возникнуть, если чего ни коснись в доме, то история, а стрелецкие экспонаты прямо из земли в огороде извлечены. Да и все информационные изыскания Дмитрия Пискарева свидетельствуют о том, что именно на этом месте в Заволжье был сборный пункт стрелецкого войска, направлявшегося брать Казань.

В 1550 году Иван Грозный издаёт приговор (так тогда назывались указы) о формировании стрелецкого войска. И в 1551-м они сюда прибывают: отряд князя Горбатого пешим ходом, а стрельцы князя Серебряного — по Волге на стругах. Подошло ещё ополчение и из других мест. Встретились и вместе пошли на Казань. А уже в 1628 году, после издания указа Михаила Романова о формировании городовых стрельцов для охраны монастырей и других важных объектов, сюда вновь пришёл отряд стрельцов. Расселились они в Ипатьевской слободе, за Кремлем и вот здесь на этих улицах.

 Здесь-то почему? А для охраны Патриаршего двора, стоявшего на горе. Впоследствии он сгорел. Помимо охраны в их обязанность входил надзор за порядком в поселении. Все они числились в стрелецком приказе, и о каждом была информация, кто из них кто по ремеслу: столяр, плотник, кузнец. И их привлекали к этим работам в том же монастыре. Жили стрельцы со своими семьями. И каждый из них знал, что в случае его гибели семья останется в доме, никто не выгонит, и вдова будет получать пособие. В документах стрелецкого приказа есть тому подтверждение: вдова такого-то получила столько-то деньгами, столько-то мешков муки. После петровских преобразований многие стрельцы становились городовыми, как сейчас бы сказали, полицейскими.

Все музейные экспонаты «родом» из этого дома и подлинные, то есть не копии. Например, секира, незнамо сколько пролежавшая в земле, настоящее боевое оружие. С зазубринами, погнутая. Сундуки кованые очень древние. Интересна история бронзового сосуда, из которого поливали врага горячей смолой. Она с ручкой: зачерпнул – и на захватчика. В стенах Ипатьевского монастыря имеются отверстия, называемые варницами, вот через них и поливали врага. Этот боевой сосуд продал деду Дмитрия за пару рублей известный костромской деятель Николай Виноградов, который был одним из основоположников Романовского музея. Краевед, учёный секретарь, этнограф, историк, коллекционер. И при этом трижды судимый за кражу экспонатов из музеев. Как при царском режиме, так и при советском. Расстрелян в 1938 году в окрестностях Петрозаводска. В придачу ко всему ему приписали участие в антисоветском заговоре. Свои коллекционные вещи Николай Николаевич клеймил. И на боевом сосуде как раз его печать стоит: «Виноградов в Костроме».

Удивителен экспонат, который, на первый взгляд, самый что ни на есть обычный. Это старинный противень, на котором бабушки-прабабушки пекли пироги в русской печке. Но стоит его повернуть обратной стороной, как ахнешь. Там он украшен золоченым мудреным рисунком. Проявился он, когда Павлу Александровичу вздумалось почистить этот кухонный предмет. Как оказалось, рисунок этот выполнен в редкой технике, запрещённой ещё во времена Бориса Годунова. Называется золочение ртутью. Мастера, которые им занимались, умирали года через два-три. От вредных испарений во время производства. В Троицком соборе Ипатьевского монастыря ворота выполнены в этой же технике. По поводу противня у Пискарева-младшего две версии. Либо здесь жил мастер из стрельцов, который его сделал из оставшегося куска. Либо скрывал поднос из-за того, что золочение ртутью был запрещённым. О других удивительных открытиях в доме на набережной рассказ в следующем номере газеты.

Алевтина НОВИКОВА.
Фото Николая Суворова.