Передо мной не один, а целый комплект документов, касающихся, казалось бы, достаточно ординарного события, которое, впрочем, оказалось не без «изюминки».

Дело было так. В 1925 году Сухоруковская комсомольская ячейка отправляла ни куда-нибудь, а на учебу в уездную совпартшколу двоих своих членов…

В предыдущей фразе, думается, почти все требует разъяснений. Для начала о Сухоруково. В ту пору оно состояло в Андреевской волости Костромского уезда. Ныне же это село входит в состав Андреевского сельсовета Сусанинского района.

О совпартшколе. Это учебное заведение при ВКП(б) готовило партийные и советские кадры. Окончившие ее получали среднее партийно-политическое образование и нужные народному хозяйству страны специальности, например, экономиста-организатора, агронома-организатора, зоотехника-организатора. В середине 20-х насчитывалось 179 уездных и 67 губернских советско-партийных школ, в которых обучалось свыше 26 тысяч человек.

Школа – это, конечно, звучит гордо, особенно в нашем случае, поскольку срок обучения в заведении уездного «калибра», куда и были рекомендованы сухоруковские комсомольцы, составлял всего лишь 4 месяца. Впрочем, и за эти считанные недели педагоги-партийцы умудрялись взрастить пропагандистских работников для села.

Оба потенциальных ученика – Павел Потехин и Михаил Семенов являлись, на первый взгляд, подходящими кандидатурами. С Потехиным вообще все было просто и однозначно. Из его заявления узнаем, что образование он получил в сельской школе, сызмальства трудился на земле, хлебопашествовал. От призыва в армию был освобожден по болезни. Эти сведения подтверждались соответствующими справками.

По Семенову же «картина маслом» выявилась другая. Знакомимся с документом:

Автобиография и социальное положение. Семенов Михаил Сергеевич, член ВЛКСМ, год рождения 1905, уроженец города Костромы. От граждан Семенова Сергея Васильевича и Семеновой Аллы Ивановны. Отец мой служил жандармом при Кинешемском управлении до 1913 года. Мать же моя была совсем другого убеждения и всячески убеждала моего отца бросить свою преступную деятельность против пролетариата. И вот, наконец, в 1913 году отца моего убили, а мать моя за участие в заговоре убийства отца была осуждена к 15-летней каторге. И только благодаря советской власти мать моя была освобождена в 1918 году из Московской центральной тюрьмы.

Я же, после убийства отца и ареста матери остался восьми лет совершенно один среди незнакомого города, и тут-то я и столкнулся с жизнью пролетариата и заглянул в прошлое моего отца, как он глубоко ошибался. В 1918 году, когда мне исполнилось 14 лет, я поступил в качестве рабочего на Костромскую механическую фабрику обуви и работал до переселения в деревню, в которой и живу 5 лет. Веду свое маломощное бедняцкое хозяйство в составе семьи: 1) отца Голубкова Александра Ивановича, матери Голубковой Анны Ивановны. В чем и подписываюсь: М.Семенов. Костромской губернии и уезда Андреевской волости, деревни Родниково

В этом деле есть немало вопросов и возможных трактовок. Ситуация видится так: в 1913 году в результате покушения погибает С.В.Семенов – сотрудник Кинешемской полиции, притом, по-видимому, не рядовой, судя по большому сроку, который получила его супруга, а точнее вдова – участница аттентата. (Как сказали бы по этому поводу древние римляне: «O tempora! O mores!», то есть: «О времена! О нравы!»).

Восьмилетний Михаил в одночасье теряет семью и оказывается в чужой ему Костроме. Чем он, малолетний, занимался тут пять лет? Знаем, что отработав два года на обувной фабрике, парень почему-то (может быть, спасаясь от массового голода 1921-22 гг., охватившего, в том числе, Поволжье) перебрался в Родниково Костромского уезда. Здесь его 15-16-летнего, по-видимому, усыновила чета Голубковых.

И все вроде бы получилось складно, вот только где была его мать, выпущенная из московской тюрьмы, осталась ли в столице, искала ли она сына, а сын ее? Мутновато, не правда ли, но чего только не бывает в жизни?

По-настоящему же было однозначно верно лишь то, что дом у Семенова и Голубковых был «маленькой без двора… скота нет… хозяйственного инвентаря нет… земли 2,4 десятины».

Эти факты подписью и печатью засвидетельствовал председатель Сухоруковского сельсовета. Обращает на себя внимание размер надела, представляющий, в переводе на знакомые нам единицы площади, свыше 250 соток! Как наши представители деревенской бедноты обрабатывали такой огромный участок без инвентаря?

Утвердили ли Павла и Михаила учащимися совпартшколы? Бумаг-ответов на этот вопрос в деле, увы, не содержится. Может быть, по понятным причинам взяли лишь первого – Потехина? С другой стороны, приняли же в комсомол Семенова, даже несмотря на его неоднозначную родословную!

Пофантазируем? На кого бы мог учиться наш Михаил? Ну уж точно не на агронома, помня о «маломощности» ведомого им хозяйства. Может быть, он хотел бы стать экономистом-организатором? Трудно сказать, какой экономист из него бы получился. А вот что касается организатора… Если генная теория наследственности верна, то определенные «организаторские способности» он вполне мог получить от покойного отца-жандарма, да, пожалуй, что и от матери.

Олег ДЕ-РИБАС