Уж теперь и не знаю — из чего более соткан Владислав Гостищев, Народный артист России. (Единственный, кстати, из здравствующих в регионе.) Из работы, репетиций или торжеств, чествований. А еще Владислав Дмитриевич замечательный рассказчик, комфортный собеседник, неунывающий шутник.
17 ноября в честь юбилея артиста в областном драматическом пройдет спектакль по Островскому «Светит, да не греет». Владислав Дмитриевич играет Ильича, дворового человека из крепостных помещицы Ренёвой.
Накануне дня премьеры от разговора с мэтром на душе стало и светлей, и теплей.
— Владислав Дмитриевич, вам исполняется восемьдесят. К многочисленным поздравлениям примите и наши от редакции «Костромской народной газеты». Очень радует, что за любовью зрителей и коллег будете наблюдать не из царской ложи, а непосредственно на сцене. Приняв участие в спектакле.
— (Не без иронии.) Ну, как приму… Вынесу на сцену пару кастрюль. И унесу.
— Типа, кушать подано?
— Вроде того. Просто отмечусь. Силы-то не те. А вот раньше на своих юбилейных спектаклях играл главные роли. «Моцарт и Сальери», «Нахлебник» по Тургеневу. В этот раз не будет и банкетов… С другой стороны, хорошо, что совсем театры не закрыли. Меня заместитель директора по зрителям спросила: «Сколько готовить пригласительных?» А какие пригласительные, если гости должны сидеть в двух метрах друг от друга?!
— Но уж на домашнем-то застолье явно сядете тесней?
— Конечно! Сын приедет, внук из Питера.
— Я как-то полушутя задумался: фамилия Гостищев происходит от того, что собираете в зале многочисленных гостей? А может, от слова ГОСТ – надежно, качественно.
— Никогда не озадачивался подобным вопросом. Но однажды попался, думая, что я один такой. Мама по девичьей фамилии Гончарова. Отец, да, ведущий этой линии. Но он был незаметный слесарь. Потом матрос, партизан, руководитель сельхозпредприятия. Поэтому до поры думал, что на всю страну Гостищев — это я! И тут случились у нас гастроли в Белгороде. В театре мемориальный список: «Белгородцы — Герои Советского Союза». Внимательно прошелся, и вот тебе раз: Гостищев… Уж не родственник ли?
— Вы всегда тепло и уважительно отзываетесь о своей маме. Порой побаивались ее, будучи даже в почтенном возрасте. Это так трогательно.
— (Вздыхает.) Мама умерла в нынешнем октябре на сто втором году жизни…
— Очень грустно. Она по праву гордилась вами, переживала за вас. В том числе и за творчество. Хотя вы всегда к сцене относитесь серьезно. А вот Калягин как-то сказал: «На Западе театр – услуга».
— Черт его знает. Я не вижу соразмерности нужды, просвещения, развлечения, отдыха. Мне кажется, театр объединяет это все. Он может снизойти, быть посередине, возвыситься. В зависимости от потребности, от спроса: хотим мы этого или нет?
— Словом, в легком развлекательном спектакле ничего плохого нет?
— (Поднимает брови.) Господь с тобой! Существуют целые направления в этом жанре. Но есть театр, от которого что-то хотят. Чтобы он сказал такое, чего мы не знаем. Однажды мне редактор толстого журнала заказал статью о театре. Я написал ее через левое ухо на правое, назвав «Кто мы такие?» И провел мысль: театр никто не придумывал, никто не делал. Не зря же Шекспир сказал: «Весь мир театр, а люди в нем актеры». И началось это еще с каменного века, когда друг друга били палицами по голове, а из соседних пещер сбегались зрители. Мы пели «Боже, царя храни!» Потом «Интернационал». Затем под вождей несколько раз переделывали гимн. Ну, вот мы такие…
Нас придумали, теперь мы придумываем эту жизнь. А сколько в этой жизни врем друг другу! Сколько виляем хвостами! Это тоже театр. Только на сцене все происходит более выпукло. При этом уважающий себя театр заявляет свою позицию. Но он не обязан отвечать ни на один вопрос. Он обязан ставить их. А искать ответы должен тот, кто сидит в зале.
— Возвращаясь к Западу. Там снимают «Анну Каренину», «Войну и мир» помногу раз. Всегда под новым ракурсом. И этому у них есть объяснение: русскую классику через 20-30 лет необходимо переосмысливать.
— Это неплохо. По причине того, что наше искусство заставляет весь мир над чем-то задумываться.
— Существует легенда, что, несмотря на высочайшее звание Народного артиста, Вы творческих вузов не заканчивали. Самородок?
— (Смеется.) Давай тогда с самого начала. С детства быть артистом не мечтал. И в мыслях не было! Все началось с увлечения самодеятельностью. Организовал ее наш новый классный руководитель, молодой задорный парень. Еще до его прихода, как ни странно, я пытался петь в хоре. Мне сказали: «Пошел вон! Петь ты не можешь»… Перешел на стихи и прозу. И тогда же потихоньку начал пописывать кое-что свое, юмористическое. В десятом классе сам вел выпускной вечер. Написал без подсказок сценарий и осуществил его постановку. Все это продолжилось в армии. Потом трудился токарем на заводе. Но самодеятельность — всегда рядом. Так что получается, выбор профессии случайным назвать нельзя.
— И?..
— И в 1963 году меня от завода направили в театральную студию. Официально. Началась актерская жизнь. Через год пригласили в Рыбинск, где отработал пять лет. Столько всего наиграл там! Это, считаю, была приличная школа.
— Кострома когда стала второй родиной?
— В семидесятом. И вот так бессовестно долго «задержался» здесь. Для артиста это очень много, если учесть, что изначально сама профессия предполагает миграцию. В Костроме из краснодарцев образовался целый клан: Лариса Солнцева, Давид Швец, Боря Красиков. А встретились там, в Краснодаре, недалеко от моей родной Анапы — солнце, море! И мы все — молодые, красивые, здоровые. Собрал нас будущая костромская легенда, режиссер от Бога, Петр Иванович Слюсарев. Я за первые четыре месяца «влепил» на сцене восемь вводов. Сразу, очень крупно. Потому что был такой период в жизни: еще пахло в ней юностью!
Вот говорят: напряженная актерская жизнь. Она напряжена в чем? Дадут или не дадут сыграть. Прихожу к Слюсареву и говорю: «Петр Иванович, вы позвали меня на работу. Что мне будет? — Ничего не будет. — Ну хотя бы жилье? — Вон во дворе общежитие. Выбирай себе койку в двухместном номере. — А зарплата? — А вот что на сцене покажешь, то и получишь». И все. На этом наша предварительная беседа тогда, в семидесятом, закончилась.
Это сейчас ваш брат журналист ищет жареные факты, используя театр. Считаете, сколько актеров пришло, сколько ушло. Я всегда понимал, что это нормальное явление: люди уходят, приходят.
Когда появился в костромском театре, труппу покинули 18(!) человек. Город про это не знал. Сезон открыли вовремя, и вообще-то жизнь продолжалась.
— Жизнь продолжается и за пределами подмостков. Не устаю восторгаться, с каким воодушевлением много лет ездите на Пушкинский праздник в Давыдково, в усадьбу двоюродного дяди гения.
— (С придыханием.) Дима, это святое. Потому что этот человек сам по себе святой.
— Александр Пушкин или Александр Бурлуцкий, устроитель легендарных праздников на свежем воздухе?
— Пушкин – отдельная необъятная тема. А вот Бурлуцкий – человек, который всю жизнь провел наедине с природой. Он заведовал Карело-финским, Уральским, Кубанским заповедниками, роддомом на острове Врангеля. Ты знаешь, что это такое? Туда сходились белые медведицы…
— …и пугали детей.
— Ты идиот, что ли?! Я тебе говорю про роддом, где рожали медведицы своих умок. И когда Александр Михайлович услышал, что под Костромой жили родственники Пушкина, он здесь остановился. И два десятка лет собирает в Давыдково весь бомонд. И не только. Туда съезжаются абсолютно бескорыстные люди. Говорят о Пушкине, читают стихи, наслаждаются природой. И не одни костромичи. Это уже Москва, Питер и даже зарубежье. Немцы приезжали, которые издали Пушкина. Потомки поэта не забывают наши красивейшие места. Жаль, что в этом году по известным причинам встреча шестого июня не состоялась.
— Повторюсь, я очень люблю наблюдать за вами. И не только на сцене. А актеру Гостищеву интересно изучать людей?
— У театра одна из главных задач — исследовать человека. Мы же порой исследовали ситуацию. И как весь советский народ ставили тематические спектакли. «Не стреляйте в белых лебедей», «Берегите белую птицу». А театру это противопоказано! Театр должен исследовать душу человека. Каждого конкретного человека. Не коммуниста, не социалиста, не капиталиста. Это только прилагаемые обстоятельства.
— Владислав Дмитриевич, понятие «счастье» к вашей профессии прилагается?
— (Гладит край стола.) В жизни артиста не так уж много праздников. Больше затрещин, щелчков, нервов. Но есть роли, в которых, что называется, купаешься, в которых включается все: фантазия, опыт, интуиция. Когда работаешь на пределе, когда тебя несет. Вот тогда – это счастье.
Дмитрий ТИШИНКОВ.