Мечтала стать геологом 

— Валентина Николаевна,  вы – костромичка?

— Я родилась в Белоруссии. Мама русская, из Новосибирской области, она рано осталась сиротой. Отец – белорус. Родители познакомились в войну, в Ташкенте, куда отца направили на излечение. Он родом из Белоруссии, партизанил, получил серьезное ранение. В 1944-м родители вернулись на родину отца. У него была 2-я группа инвалидности, правая рука совсем не работала, он левой научился писать. Был главным бухгалтером  в колхозе, мама – рядовой колхозницей. Родилось пятеро детей – старший в 45-м году,  младший – в 54-м. А в 1959-м отца  не стало, мне было 9 лет. Это было такое горе… Маме пришлось одной нас поднимать. Помыкалась она сильно. Мы перебрались в Сибирь, где была мамина родня. Но и там было не легче. Пенсию по потери кормильца платили 250 рублей до 1961 года, после денежной реформы  – 25 рублей, потом добавили еще 5 рублей. Мама решила переехать в Среднюю Азию к сестре. В 1966-м, окончив школу, я поступила в Ташкентский политехнический институт на геологоразведочный факультет по специальности «Гидрогеология и инженерная геология».

— Романтическая мечта стать геологом?

— Много читала, потому романтизма было предостаточно. Хотела быть строителем или геологом. Строителем не стала, а гидрогеологию выбрала, скорее, из-за названия, казалось чем-то необычным. После окончания вуза меня направили в Узбекистан, в город Янгиер. Это были недавно освоенные территории, где находилось множество хлопководческих совхозов. Там началось вторичное засоление земель. Я работала в ПМК, которая занималось бурением скважин, чтобы предотвратить засоление. В Янгиере встретилась и с будущим мужем. Он закончил пединститут и по направлению работал учителем математики. Старший сын Сергей родился в Янгиере, младший Антон – уже в Костроме.

— Почему из Узбекистана уехали, из-за национальной политики?

— Нет, в Кострому перебрались в 1976-м, еще во времена СССР. С какими-то националистскими проявлениями тогда не сталкивались. У нас даже в семье свой маленький «интернационал»: у братьев в графе национальность — «белорус», у меня и сестер – «русская». В Узбекистане прожила 10 лет, но мне не нравился климат – летом жара 45˚, зимой промозглость жуткая. Всегда хотела уехать, но держало жилье, квартира. Это сейчас просто – продал там, купил здесь, раньше такое было невозможно. Но климат и на меня плохо действовал, и у сына – ангина за ангиной. Это побудило искать варианты переезда в Россию. Тогда началось освоение Нечерноземья, и из объединения «Костромамелиорация» в Узбекистан приехали искать специалистов. Так мы оказались в Костроме. Работала в ПМК-15, которое занималось бурением скважин, водопроводами, канализацией. Я была инженером по качеству, знала практически весь процесс бурения, откачки, качества воды. Проработала 5 лет.

Но в ПМК был эдакий междусобойчик, где своим – все преференции. А я — человек простой, открытый, всегда становлюсь на защиту обиженных. А если имеешь свое мнение, что профессиональное, что человеческое, и оно не совпадает с мнением руководства, то становишься нежелательной персоной. А допекать у нас умеют. Кончилось тем, что я подала заявление на увольнение. Но написала: «Прошу уволить меня по вашему желанию», потому что собственного желания уходить не было. И самое удивительное, меня не заставили переписывать это заявление. 

— Такое заявление – вызов. Не только прежнему работодателю, но и будущим.

— Я не сразу поняла, что стала персоной нон грата. Но меня не приняли в «Гипроводхоз», хотя требовался гидрогеолог. Не взяли в управление мелиорации и водного хозяйства, а там нужны были специалисты. Теперь-то понимаю истинные причины, а тогда меня это просто смущало, не знала, что наложено вето. Но повезло – в Костроме была СПМК треста «Союзмелиовзрывпром», трест которой находился в Саратове. Предприятие создавало мелиоративные каналы методом взрыва на выброс. Я устроилась инженером по технике безопасности. Потом работала в разных организациях, а когда был создан Облкомприроды, пришла туда главным специалистом по подземным водам. Работа нравилась. Отработала 6 лет и не ушла бы оттуда, но подвела моя принципиальная позиция по ракетным шахтам. 

Деньги в шахтах

— Это когда предложили хоронить б/у деньги в шахтах?

—  Тогда прошла деноминация и было решено захоронить вышедшие из обращения деньги во взорванных ракетных шахтах. Я, как внештатник, участвовала в госэкспертизе проекта по первому захоронению. Все специалисты дали добро. Одна я написала отрицательное заключение. Я работала в «Союзврывпроме» и понимала: если 2 тонны тринитротолуола взорваны, какая бы сталь ни была, стены шахты не выдержат, трещины появятся. Мне же пытались внушить: скважина герметична, вода не проникнет, деньги там будут в безопасности. Чушь! Но я до сих пор не понимаю, почему меня из-за этого отрицательного заключения стали терроризировать, – большинство же одобрили проект. Видимо, требовалось единогласное решение. Спустя время мне позвонил журналист Владимир Рахматов, он узнал, что в Ивановской области шахты загружают использованными деньгами. Но, оказалось, и у нас такое есть. Я озвучила свое мнение: почему этого нельзя делать. Шел 97-й год, пресса тогда была достаточно свободна. Статья «Похороны по первому разряду» вышла на первой полосе областной газеты. Что тут началось! Начальник требовал, чтобы я писала опровержение. На меня давили. Сказала, что нет сомнений в фактах, потому не хочу и не буду писать опровержение. Потребовали: пишите заявление об увольнении. Годы были голодные, на зарплату мужа не прожить. Успокоил сын Сергей, он учился в Москве, подрабатывал: «Не переживай, понадобится, помогу». А от меня не отставали – устроили «публичную порку», собрав всех специалистов. Жара, вышла с судилища с мыслью: только б в обморок не упасть. Единственный, кто поддержал меня, — бывший глава Судиславского района В. Мамонтов: «Да что вы так переживаете! Вы же все правильно сказали: в санитарной зоне нельзя этого делать». На работе была полная изоляция, ни к чему не допускали. Как только появилась вакансия главного специалиста-гидрогеолога в объединении «Костромакурорт», ушла туда.

— А что подтолкнуло заняться общественной деятельностью?

— Надо было добиваться прекращения захоронений денег в шахтах. Их привозили на бронированных КамАЗах, по странной системе закладывали, никому не разрешали присутствовать, даже представителям районных комитетов экологии, съемочную группу НТВ тоже не допустили — охрана стояла по периметру… Тогда я и пришла в экодвижение. Экологи в то время активно сотрудничали со СМИ, журналисты здорово нам помогали. Мы организовывали сходы жителей, пикеты. Благодаря общим усилиям из 98 скважин деньгами смогли заполнить только 8, каждая по 60,0 тонны, а в Ивановской области, где не было таких протестов, забили все шахты.  

Самое главное – это неравнодушные люди 

— Валентина Николаевна, вы были депутатом облдумы?

— В облдуму попала в конце 2000-го и создала комиссию по экологии, природным ресурсам и АПК. Ничего подобного до этого не было, а потребность была большая, потому на выборах я обещала избирателям такую комиссию создать. Председателем думы был В.П. Ижицкий, он был демократичен, считал, что в думе все равны. Нарисовал таблички с названием предлагаемых комиссий, предложил депутатам записываться. В мою — никто не записался. И на заседании Ижицкий говорит: «Вы просили создать такую комиссию, я не возражал. Но ни один человек в нее не записался, я же не могу никого заставить». Тогда я стала говорить о том, что, когда идут на выборы, обещают сделать что-то для людей, а самое важное сегодня – экология, потому что связана со здоровьем человека, его жизнью. Тут встает Борис Комиссаров: «А почему никто не записался? Записывайте меня». За ним записались Виктор Комаров и Василий Хоменко. Дума, которая тогда сформировалась, была сильная. И наша комиссия оказалась действенной, удалось создать команду. Кроме депутатов, а это крупные специалисты в своей сфере, в аппарате работали настоящие профессионалы: аграрник Антон Свинарчук, биолог Виктор Малов, эколог Елена Веселова. Удалось разработать ряд необходимых для области программ, законов, принять концепцию развития АПК, получить дотации на решение региональных проблем, результативно работали и по природопользованию – землям и лесам. А сколько было обращений в Правительство РФ и Госдуму по острым вопросам!

— Вы сказали, что очень переживали, когда на вас наезжали. Мне, наоборот, вы кажетесь человеком с особой крепостью духа. Эту броню дает уверенность в своей правоте?

 — Уверенность в правоте помогает не отступить — стараюсь добиваться решения вопроса, несмотря ни на что. А переживать — переживаю, конечно. Но сейчас более спокойно реагирую на выпады – приобрела больше опыта и мудрости.

— Договориться с вами пытаются?

— Нет. Понимают, бесполезно. Когда работала в Облкомприроде, на северо-востоке области решили заняться поисками золота на федеральные средства. Я выступила против. Один из заинтересантов наводил справки: «Как с Ямщиковой договориться?» Ему коллеги ответили, зная мою принципиальность: «Не договоришься, бесполезно».

— Какие сейчас самые острые для региона экологические проблемы?

— Самая большая проблема – количество зеленых насаждений, приходящихся на человека, у нас значительно ниже нормы. Другая проблема – состояние атмосферного воздуха из-за большого числа автостоянок во дворах. И третья — водопроводные, канализационные, тепловые сети изношены на 78%, значит, идет загрязнение окружающей среды, это страшное дело.

— Общественники — сложный народ. Все лидеры по духу, каждый тянет в свою сторону. Как удается не рассориться, принцип «разделяй и властвуй», как известно, погубил не одну общественную организацию?

— Сейчас в экодвижении «Во имя жизни» собралась настоящая профессиональная команда. Есть и строители, и архитекторы, и биологи, и специалисты с опытом работы в органах власти, знающие законодательство. И самое главное – это неравнодушные люди. Думаю, мы с ними будем до конца. Приходит и молодежь, интересуется экологическими проблемами. А объединяет нас общая идея и понимание того, что делаем нужное всем дело. 

Зинаида НИКОЛАЕВА.