В поиске помогает архив
— Сергей Владимирович, поисковая работа в этом году отличалась от предыдущих лет. А чем ?
— Да. Наша работа была гораздо эффективнее, чем в прошлом году. Очень нам помог поиск в архивах. Именно там мы детализируем события. Вплоть до того, что на месте меряем шагами землю, зная, что здесь должно быть. Например, отдельной пулеметной усиленной роте в декабре 1942 года была дана задача — захватить передние траншеи немецких войск на Зайцевой горе. Но траншеи они не взяли, по донесению сказано: «перед колючей проволокой залегли под сильным оружейным, пулеметным и минометным огнем. И с большими потерями вынуждены были отойти»… А мы знаем, что проволочные заграждения выставлялись на определенном расстоянии. А вторая их линия находилась на расстоянии 25-30 метров. И в этом году мы вышли на нейтральную полосу, от траншеи отмерили 50 метров (где должны быть проволочные заграждения) и начали работать. И уже в первые дни были подняты два солдата. Один из них – именной. С ним была подписная опасная бритва. Он был в этой пулеметной роте автоматчиком, уроженец Смоленской области.
— Костромичи регулярно выезжают в экспедицию в Смоленскую область, в Духовщинский район. А в этом году?
— Туда ездил поисковый отряд «Азимут» из Волгореченска. Они ведут раскопки на местах боев 234-й Ярославской коммунистической дивизии. Ребята предварительно выяснили в архивах, что в Духовщинском районе были потери, и с нейтральной полосы были подняты солдаты 234-й Ярославской коммунистической дивизии. Один из них был в одиночной ячейке, а один – верховой, как упал на землю, так и остался лежать. Это болотистая, труднодоступная местность, и бойца могли просто не найти.
Здесь шли бои с апреля 1942 года. 234-я дивизия в это время освободила город Озерный. Наша коммунистическая дивизия стала известной тем, что в один удар тогда освободила 26 населенных пунктов! Это для 1942 года, когда все были в обороне, было примером мужества и стойкости советского солдата.
— А первая экспедиция в этом году была куда?
— Это было весной, с 20 апреля по 6 мая. Был выезд в Калужскую область, Барятинский район, на Зайцеву гору, деревня Фомино (сейчас это деревня Цветковка у мемориала «Подрыв» — где было подорвано 25 тонн боеприпасов). Там мы работали плечом к плечу с отрядом «Русь МВД» из Калужской области. Мы вместе с ними много лет ведем здесь поиск. И в результате – 33 человека мы подняли буквально за 10 дней. Это с учетом того, что сплошной стеной лили дожди. И практически мы работали только неделю, и нас (поисковиков) было не более 50-ти. А из них больше половины ребят на вахте впервые. Костромичей было 25 человек. Некоторые из них сюда, за 800 километров, приезжали работать лишь на выходные! За свой счет, на своих машинах. С нами вместе работали ребята с Алтая, из Тулы, Москвы, Калуги, Нижнего Новгорода, Рязани…
Отмечу, что на этих полях поисковая экспедиция находилась и осенью. С 10 сентября здесь вели работы отряд «Русь МВД», костромичей 10 человек и поисковые группы Тулы и Москвы.
— На Зайцевой горе много незахороненных солдат?
— Здесь были огромные потери. Было две волны наступления на Зайцеву гору 50-й армии генерала Болдина. И по донесениям, после двух-трех атак в течение двух суток у полка из боя выходило около 200 человек. И когда дивизии снимались из-под Зайцевой горы, а им на смену приходили новые, активных штыков (это солдаты не раненые и не погибшие, не пропавшие без вести) от дивизии в 14 тысяч человек осталось всего 150.
— Сколько здесь было поднято бойцов? Где их похоронили?
— Захоронения от мест боев, где шли раскопки, достаточно далеко. Это мемориал «Подрыв», где поисковики сами стали хоронить неизвестных солдат. И в сентябре здесь мы хоронили своих солдат. Нами, калужским отрядом и другими поисковыми отрядами, кто плечом к плечу работал с нами, было поднято 207 солдат. И из них только четыре именных. Двое — из Брянской и Смоленской областей. Двое – с инициалами, по ним ведется архивный поиск. Мы знаем, что один боец из Татарстана. Но его тяжело установить, т.к. в списках шесть погибших с такой фамилией. И что интересно, когда его поднимали калужские ребята, при нем обнаружили переносной телефонный аппарат, и в нем находился личный штамп радиста. Фамилия Валиллуин, но без инициалов.
— А другие именные солдаты?
— У другого бойца надпись была нацарапана на опасной бритве. Солдат написал все – «Костюков Федор Ильич, 1912 года рождения». Он был призван в октябре 1942 года и уже 5 декабря 1942 года погиб на подступах к Зайцевой горе. Он числился пропавшим без вести, автоматчик.
Правнук «встретился» с дедом
— Расскажите о вахте «Зубцов. Калининский фронт».
— Туда выезжал сводный поисковый отряд от Костромской области, 25 человек. Костромичи бывают здесь постоянно, т.к. мы руководители этой вахты. Это, по сути, российская вахта, работают отряды из 26 регионов. Там мы подняли 16 человек.
И из двух недель пребывания было только три дня без ливня. А это заболоченная местность, много рек и ручьев. Дожди – сплошной стеной, каждый день с утра до вечера, в июле! Все солдаты были подняты в самые последние дни. И только потому, что выходили на работу самые стойкие. Целый день, с 8.00 до 20.00, под проливным дождем не каждый выдерживает. А как только установилась погода и мы смогли туда проехать, зашли и сразу стали поднимать солдат – из воронок, немецких траншей. Они были в полном обмундировании, просто сброшенные, не захороненные… Некоторые лежали в ячейках – как погиб, так и остался! После боя оружие только забрали и оставили в ячейке.
— Были именные?
— Один солдат был с инициалами на котелке. Сейчас ведется архивный поиск. По этому солдату единственное пока только установлено, что он был осужден советским судом в 1942 году. А здесь бои шли с 1943 года.
— Значит, в боях участвовали штрафные батальоны?
— Похоже. У таких бойцов очень много немецкой амуниции. Нижнее белье и гимнастерка – наши, а ботинки – немецкие. Немецкие котелки, кружки, ложки. Мы нашли немецкую ложку-раскладушку, и на ней были нацарапаны инициалы. С ними мы тоже сейчас работаем. Тот котелок был тоже немецкий, а буквы на нем — русские.
— Почему?
— Когда идешь в атаку, вещмешок с собой не берешь. И назад за ним вернуться не всегда была возможность. Поэтому кое-что нужное в солдатском обиходе солдаты подбирали из трофеев.
— Сергей Владимирович, а какие самые памятные случаи в этом году, что запало в душу?
— Это весенняя вахта, на Зайцевой горе. Два случая меня сильно задели. Во-первых, в первый день, когда мы вышли, и молодые наши ребята обнаружили Костюкова (а с ним было очень много амуниции), я сказал: «Значит, что-то будет подписано!» В этот же день поднимаем еще именного солдата. А буквально через три часа наши ребята нашли в архивных документах донесение на Костюкова. И оказалось, что его правнук родом с Рославля. Он нам потом рассказывал, что его родители долго искали пропавшего без вести деда. Да и сам мужчина, работая в силовых структурах, пытался найти его следы. А оказалось, что прадед лежит буквально в нескольких десятках километров!
Пятнадцать солдат и командир
— А второй случай?
— Это Зубцовско-Сычевская операция. От Зубцова мы работали в 3,5 километрах. И за два дня подняли столько солдат! У меня было ощущение, что на это поле мы пришли не зря. Хотя приехали втроем просто на разведку. Сначала ничего не было, а потом пошло… Тогда мы позвонили в общий лагерь, позвали всех ребят поднимать бойцов! И на этом поле мы нашли 16 солдат.
— Вы сказали, что было предчувствие.
— Когда мы собрались в это поле, лили дожди. И мы долго не могли туда въехать. А дело в том, что в этих полях надо работать глубинником – это прибор, который боится сырости. Это не привычный всем металлоискатель, а большой аппарат, с катушками. И если он намокнет, то сгорит, или, в лучшем случае, его придется долго сушить. И мы ждали погожего дня.
И за два дня до находки я в обед пришел весь промерзший, переоделся в сухое. И меня вдруг разморило, я лег спать в палатке. Проснулся, сижу. А я всегда на вахты езжу с женой, и она говорит: «Ты что такой смурной?» Я отвечаю: «Мне приснились 15 солдат, они передо мной живые стояли!» «Почему знаешь, что 15?» — «А я их считал. И один из них такой маленький, низенький, с маленькой головой, винтовка выше его. И каска на правую сторону головы съехала!» Тогда мы поговорили и забыли.
А когда выехали в поле, со мной был Алексей из Бугуруслана. Мы нашли первого, второго, третьего солдата… Я Леше сказал: «Давайте зачищайте. А я буду еще искать». Леша мне говорит: «Угомонись! Вот яма – значит, солдат. А здесь вообще не один!» Я говорю: « У меня сон был, их 15 человек здесь!» Ребята поднимают останки, а я еще бойцов нахожу. Я подхожу к руководителю отряда из Ханты-Мансийска Татьяне: «Сколько?» «Сейчас зачистили 11-го!» Потом еще нашли солдат, один из них лежал в 20 см от поверхности. «Уже 13!»
Говорю: «Не все, еще должны быть. Передо мной стояло 15 солдат». На следующий день нашли еще двоих солдат. Их зачищают, я вроде успокаиваюсь – 15 человек! А завтра – последний день подготовки к захоронению. Работы, по сути, прекращены. И тут ко мне подходят: «Один – немец! От него осталась часть жетона, пуговицы немецкие и вставные зубы. У наших таких протезов не было ни у кого». Значить, минус один! Я стал искать и нашел еще солдата. Начали поднимать – наш солдат!
Да, и в тот же день меня Татьяна подозвала: «Смотри, вроде медсестра?» Я подхожу: солдат лежит на спине — маленький, не выше 155 см, маленький череп, и у него каска, скошенная на правую сторону! По телу – мурашки. Это оказался мужчина — тот боец из моего сна.
Мы возвращаемся в лагерь, сдаем останки. Я в штабе говорю: «Теперь 15! Можно спокойно выдохнуть». А меня спрашивают: «А перед кем они стояли?» Я одеваюсь и подхожу к своим: «Поехали за командиром!» — «За каким командиром?» — «А перед кем они стояли? Не передо мной же!» А в это время уже шло построение за один день до церемонии захоронения.
В поле мы долго ходили, искали. Смотрим время — третий час, надо уже возвращаться! Все пошли через кусты, а я – в обход. Включил прибор, и у меня сигнал. Беру щуп – каска! Начинаем вскрывать воронку – хромовые сапоги, портупея, командирская сумка, тубус от бинокля. У останков не было головы и плеч, это все попало когда-то в 40-сантиметровый пахотный слой… Мы нашли ножик, ложку. Я надеялся, что будет медальон. Ведь офицерский состав, как правило, выполнял все уставные требования. Но нашли лишь остатки сгнившей обложки офицерской книжки.
Когда мы приехали в лагерь, я стал его сдавать, меня спросили: «Ну что, Сереж?» Ответил: «Все, теперь все в сборе!» И всех бойцов мы захоронили на мемориале в Зубцове.
Светлана ГАПОНЮК.
Фото Николая Суворова.
