— Все уже спят. А мне не до сна. Звоню губернатору — будь что будет!

Сказать, что режиссер Александр Семенов был удивительный человек, значит не сказать ничего. Отстаивая одному ему известную правду, он мог посреди ночи дозвониться до самого верха. Чтобы на следующий день, благодаря покровительству, репетировать на сцене в двух шагах от Кремля.

Многие его звали уважительно-тепло: Мефодьич. Закончив после костромского «истпеда» знаменитое Щукинское училище, Александр Семенов в «большом» театре себя не нашел. Зато очень успешно занимался с молодежью, открыв в 1981 году студию «Друзья театра». Непостижимо. Ему удавалось держать студентов в романтическом тонусе вплоть до сегодняшнего времени. Ну, с комсомольцами все более-менее ясно. Но как вселить в неокрепшие мозги театральную романтику, если ныне отовсюду звучит: «Бери от жизни все!» А получалось. Конечно, далеко не все в итоге связали жизнь с Мельпоменой. Но, окунувшись в творческую атмосферу, практически все птенцы гнезда Семенова вспоминают это время с восторгом.

Чего стоит общение студийцев с лидером «Машины времени» в октябре далекого 1985-го! В ту пору Андрей Макаревич был неугоден властям поболее, чем сейчас. Во время очередного грандиозного фестиваля «Молодые – молодым» в Костроме появились афиши, в которых помимо перечисления известных артистов, включая Пугачеву, сообщалось: «Андрей Макаревич. Песни. Не все еще разрешено». Музыканту разрешалось исполнить всего три хита. Семенов, на тот момент имевший престижнейшую площадку в «Текстильщике», с утра пораньше выловил рокера на репетиции и поведал ему, что песней «Машины времени» «День рождения» завершал свой дипломный спектакль. Макар был мимолетно приятно удивлен.

Студийцы же, несколько раз посмотрев концерт с балкона, стали требовать от Семенова основательной встречи с кумиром. Тот делал все что мог, но музыкант, которому люди в штатском строго-настрого запретили общаться с публикой вне сцены, вежливо отказывался. Выручили музыканты группы «Видео-джаз», по воле случая совместно репетировавшие с «Друзьями театра»: «Андрей, мы видели Сашиных деток в деле! Ты обязательно должен с ними встретиться. Не пожалеешь!»

Встретились… Это был совсем другой, не фестивальный Макаревич, со своими «разрешенными» тремя песнями. Говорили о сцене, о музыке, о стихах… Ребята наперебой пели песни «Машины». В итоге на разноголосый шум примчались «надзиратели», искавшие Макаревича по всему дворцу культуры. На этом и расстались. Но незабываемая встреча студийцев окрылила.

Семенов и сам был не прочь «поиграть с огнем». Пример тому — спектакль памяти Высоцкого «Володя!». Это потом действо собирало полный зал того же «Текстильщика», куда невозможно было достать лишнего билета. А когда все начиналось, палок в колесах хватало.

Своих учеников Мефодьевич делил на поколения. Два-три года разницы в возрасте – и уже новое «поколение». И в каждом кто-то добивался высот. Особо режиссер гордился Мариной Макаровой, ставшей в Питере не только примой театра «Приют комедиантов», но и регулярно снимающейся в кино. В том числе и в небезызвестных «Убойной силе» и «Тайнах следствия». Павел Грязнов, служащий ныне в «Театре Европы», достигнув больших высот, чуть не разбил сердце самой Лизе Боярской. Некогда юная семеновская любимица Марина Соколова, став Мариной Николаевной, до последнего помогала Мефодьичу в его наставничестве…

Костромская студийная школа давала многое, но все-таки оставалась самодеятельной. Вот потому-то Семенов и грезил о местном ТЮЗе. Благо поддерживал его в этом наш земляк, знаменитый драматург Виктор Розов. Да, да, тот самый — автор пьесы «Живые и мертвые», по которой снят фильм «Летят журавли». Виктор Сергеевич даже готов был подарить свое имя костромскому театру юного зрителя. Они не раз и подолгу говорили об этом с Семеновым в уютной московской квартире мэтра.

Сегодня актер областного драматического Александр Кирпичев, также много занимающийся с талантливой молодежью, очень переживает, что ТЮЗа не случилось. Вообще профессиональные актеры прислушивались к мнению Мефодьича. Он был вхож в наш театр как никто другой. Дружил с Аркадьевой, Гостищевым. Очень радовался за молодую поросль. За ветерана Эмиляно Очагавия, некогда Паратова в «Бесприданнице», за то, что в сегодняшней постановке тот нашел себя в роли пьяницы-актера Робинзона. Вспоминая фильм «Жестокий романс», снятый в наших краях, Семенов невольно проводил параллель с Георгием Бурковым – рязановским Робинзоном…

Эльдар Александрович в нижегородском пароходстве заказал для съемок два старых парохода. Те самые, на которых под «капитанством» Ларисы Огудаловой (она же Лариса Гузеева) снимались волжские гонки. А вот как Паратов (Михалков) подобрал с острова Робинзона, выброшенного туда за неподобающее поведение, для зрителей осталось загадкой, поскольку этот эпизод в картину не вошел. Хотя снимался он долго и даже чуть не закончился трагически.

Подходящий остров нашли близ Волгореченска. В сентябрьский прохладный съемочный день Бурков-Робинзон голый, облепленный водорослями, должен быть барахтаться в воде, взывая о помощи. Но «Ласточка» с Паратовым на борту, не спешила спасать бедолагу. То ветер поднимется, а с ним и волна. То туча закроет солнце. Георгий Иванович нашел выход: попросил у ассистентов водки и соленых огурцов. Согревающие трапезы повторялись при каждой киношной накладке. Когда все же наконец-то сняли мокрую сцену, у Буркова зуб на зуб не попадал. В гостинице «Волга» актер сразу полез в горячий душ и… упал в обморок(!). Однако на следующий день вновь был на съемках. К чему я это? А к тому, что из костромичей об этой трагикомической тайне узнал только Александр Семенов. Из первоисточника: «Вчерась, Сань, я чуть не помер…» Видел большой актер в «маленьком» костромском режиссере родственную душу.

Много можно рассказывать об общении режиссера с Андреем Мироновым, Михаилом Ульяновым, Юрием Соломиным, Людмилой Гурченко, но газетная полоса не резиновая. К тому же Мефодьич уже сам становится легендой, и его благодарные ученики когда-нибудь напишут о нем книгу.

Мне не раз доводилось бывать в доме творчества молодежи на репетициях «Друзей театра». Почему-то принято считать, что ребят туда привлекала богемная обстановка: книги, фотографии, многочисленные пожелтевшие афиши – свидетели былых триумфов. Казалось, надорви любую – и откроется потаенная дверца. Так-то оно так… При этом, согласно всеми любимой сказке, режиссер на репетициях драл с подопечных три шкуры, превращаясь в неумолимого Карабаса Барабаса. Курильщиков, убегавших в паузах на порог, больше пяти минут не ждал. Сам, дымивший как паровоз практически всю жизнь (кто не помнит знаменитую семеновскую пепельницу-сундучок), умудрился бросить. Три года жевал во время неуемных приступов морковку. Вечно голодающих же студентов в краткосрочных «антрактах» потчевал вьетнамской лапшой, печеньем, кофе. В огромном портфеле всегда находилось место и первому, и второму, и третьему. И даже кипятильнику! Ну а уж после репетиций беспокоился о «детках», как отец родной. Проспонсировать им поездку домой на такси для Семенова было делом обычным. Словом, мог подобрать к юным сердцам и желудкам ключик. Хотя сам, получая скудное жалованье, далеко не жировал. У него даже были на базаре «свои» люди, которые под вечер уступали овощи и фрукты по дешевке. А вот на больную пожилую маму Мефодьич денег не жалел.

Полина Тимофеевна… Он любил ее какой-то нереальной слезной детской любовью. Когда мать умерла, рыдал, как ребенок, месяцами. И никакие философские утешения друзей, типа: дай нам Бог дожить до восьмидесяти с лишним лет, силы не имели.

Чем спасался? Футболом(!) Грузный, неповоротливый человек мог часами ворчать по телефону о медлительности Аршавина, о негибкой стратегии тренера сборной. Вообще семеновская телефонная тема – это отдельная песня. Мобильников он не то чтобы не признавал… Боялся! Как и компьютеров. Техника двадцать первого века. Сложно, видите ли. Да уж, куда проще давить на клавиши людских характеров, вызывая у зрителя то смех, то слезы.

А вот домашний телефон – совсем другое дело! Позвонить друзьям в полночь и проболтать до рассвета для Мефодьича было в порядке вещей. А если все абоненты спят, тоже не беда. Начитается в полумраке творческих биографий – и проплачет до обеда.

Как при таком режиме Семенов умудрялся помимо «Друзей театра» руководить творческим процессом в КГУ — уму непостижимо! Он со своими подопечными не только побеждал в «Студенческой весне», но и принимал активное участия в учебном процессе. Порой зазвездившие актеры напрочь забывали о главном предназначении альма-матер. И когда над ними нависала угроза отчисления, всемогущий Мефодьич, подключив свои связи, спасал. Вплоть до перевода на другой факультет.

Легендарный поздний звонок губернатору прозвучал именно по аналогичному поводу. В марте 2013-го Ольга Зиновьева, вдова известного философа, пригласила семеновскую труппу выступить в Москве со спектаклем по работам мужа. Ранее постановка «Я мечтаю о новом человеке!» с успехом шла в костромском университете. Ольгу Мироновну поддержал небезызвестный политик Сергей Миронов, предоставив костромичам зал Геологического музея, что напротив Александровского сада. Выступление наметили на 27 марта (День театра). Но столичную премьеру чуть не сорвала учебная рутина: зачеты-незачеты… Вот тогда-то и потребовалось срочное вмешательство главы региона. Вопрос решился мгновенно.

На последнем прощании с режиссером было много уважаемых людей. Хватало и пронзительных речей. Но сильней всего обожгло зависшее студенческое: «Куда теперь девать наследие Мефодьича: студийные афиши, пьесы, рукописи?» Это, ребята, решать уже вам…