На прошлой неделе костромские СМИ обошла информация, что благодаря вмешательству военной прокуратуры костромичу-ветерану было возвращено право на социальную выплату на приобретение жилья. Мы встретились с героем этой истории, и, как оказалось, судебная тяжба с департаментом соцзащиты – далеко не самый любопытный факт в биографии военного медика Анатолия Францевича Малявского.
В годы войны был сыном полка, в 56-м попал в самое пекло венгерского восстания. Работая в сельской глубинке фельдшером, сам принимал роды. И, наверное, он единственный из костромичей, которому довелось своими глазами увидеть Иосифа Сталина и Адольфа Гитлера.
«Бюрократия – она везде бюрократия», – произносит Анатолий Францевич, демонстрируя толстую кипу бумаг – отписок, ответов, справок. В настоящее время вместе с супругой проживает в доме ветеранов Великой Отечественной войны на территории Заволжского интерната для престарелых и инвалидов. Ни на чиновников, ни на судей обиды не держит. В 2008-м его внесли в списки тех, кому по президентской программе положена социальная выплата на улучшение жилищных условий, а потом из списка исключили. Мол, Малявскому льгота не полагается, поскольку он принимал участие только в венгерских событиях. Вот тогда-то ветеран обратился в военную прокуратуру Костромского военного гарнизона, благодаря настойчивости ее сотрудников и была восстановлена справедливость. (Согласно приложению к Федеральному закону «О ветеранах» на участников боевых действий 1956 года в Венгрии распространяются льготы участников Великой Отечественной войны.)
Своими глазами видел Сталина и Гитлера
…Всемогущего Сталина шестилетний Толик видел в 1935-м купающимся на турбазе Мюсера за Гаграми. Генсек наслаждался теплым морем в специально огороженной территории, охраняемой людьми в штатском. Каким счастливым было для Толика и его брата Миши то время! Отец тогда работал начальником черноморской турбазы. Веселый, энергичный, солнечный человек. А потом отца перевели в Житомир завотделом райисполкома. В доме часто бывали гости, иногда отец брал сыновей прокатиться на служебной машине. «Он много работал, но семья была не на последнем месте, с мамкой они хорошо жили». А в 37-м ночью за ним приехал «воронок», малоразговорчивые люди перетрясли все что можно, даже подушки распороли, видно, искали какую-то литературу. Мать, старшую хирургическую медсестру, потом тоже таскали на допросы. От лагерей ее, жену врага народа, спасла отличная характеристика с места работы. Из просторной трехкомнатной квартиры ее с детьми выселили в однокомнатную – без всяких удобств. В школе ребята дразнили братьев «троцкистами». О судьбе отца спустя годы удалось узнать лишь то, что умер в 44-м в лагере от малярии.
27 июня 1941 года мать отправили из Житомира с эшелоном раненых. Братьев, оставшихся одних, соседка определила в детский дом. Всю оккупацию пробыли там. Видели повешенных партизан, колонны людей, которых автоматчики гнали на расстрел («В Житомире был свой Бабий Яр»), к ним в детдом немцы приходили за еврейскими детьми – забирали и увозили. Благодаря случаю довелось увидеть самого фюрера. Это было в 42-м. «Мы, детдомовские мальчишки, вышли погулять на бульвар. А тут вдруг кавалькада машин, тьма охранников, всех отгоняют. Из одной машины выходит офицер, а с ним – Гитлер! Мы его сразу узнали – портреты-то видели. В сопровождении свиты фюрер вошел в здание сельхозинститута, считавшееся самым красивым строением в Житомире. Оно и стало его резиденцией. Что интересно, перед институтом стоял памятник Ленину и немцы его не снесли. Увиденное нами потом подтвердили газеты, писавшие о приезде Гитлера».
Меня считали сыном полка
После освобождения Житомира советскими войсками ликовавшие пацаны пропадали в воинских частях – поили лошадей, помогали на кухне. Когда 24 мая мотострелковая дивизия двинулась дальше, братья Малявские отправились вместе с ней. Старшего Мишу командиры определили на кухню, а Анатолия – посыльным при штабе. «Брат потом вернулся в детдом, а я остался. Бегал из штаба в части с поручениями, разносил сообщения, письма. Меня все считали сыном полка, относились ко мне хорошо. Я был мальчишка веселый, шустрый». На его памяти дивизия была четырежды сформирована заново из-за огромных потерь. Помнит и отступления, и наступления, и нападения на штаб. Не советует верить тем, кто говорит про непыльную службу штабистов. «Сколько их погибло! Снайперы за ними охотились в первую очередь. И под бомбежки попадали. Это я на себя удивляюсь – даже не ранило». С дивизией Анатолий дошел до Праги, там и встретил День Победы. Вместе с другими салютовал в небо из своего ППШ.
В Венгрии была настоящая мясорубка
Вернувшись домой, шестнадцатилетний сын полка закончил седьмой класс и поступил в медицинское училище на фельдшерское отделение. «Я очень любил химию, и вообще учеба давалась легко, учился на пятерки». А потом еще было военно-медицинское училище в Киеве и назначение в центральную группу войск в Австрии. Служил военным фельдшером в 46-м гвардейском полку 13-й Сталинградской дивизии, дислоцировавшейся в Вене. Через два года – перевод в Будапешт, где он и стал очевидцем контрреволюционного венгерского мятежа. «Поначалу мадьяры наших не трогали, убирали своих – нападали на госучреждения, райкомы партии, на отделения милиции, органы госбезопасности. А через неделю начали убивать наших солдат и офицеров, при нападении на военную комендатуру вырезали всех, даже членов семей, не успевших эвакуироваться. Началась настоящая мясорубка!» Вспоминает, как везли в машине раненых солдат и попали под пулеметный обстрел. Из шестнадцати бойцов в живых остались только восемь. Погибла и целая группа знакомых медиков – ехали на открытой бронемашине, а их закидали гранатами. На помощь нашим частям из Советского Союза прибыли мотострелковая и танковая армии – заняли все города. «Сопротивление было мощным. У меня есть знакомый ветеран венгерских событий 1956-го, он был десантником, так рассказывает, что из ста человек, сброшенных с парашютами, в живых осталось только трое. Официально считается, что мятеж длился с 23 октября по 9 ноября, а на самом деле наших солдат обстреливали и убивали едва ли не до мая». Никаких политических оценок тем событиям Анатолий Малявский не дает. Лишь обронил: «Не нравился им коммунистический режим. Но ведь кто-то стоял за этим мятежом».
Уж лучше заниматься фармацевтикой
Демобилизовался в 59-м. Признается, что долго морально отходил от пережитого в Венгрии. Именно по этой причине, поступив учиться в львовский мединститут на лечебный факультет, потом перевелся в фармацевтический вуз. «Я столько видел смертей молодых солдат, офицеров и представлял горе их близких, что мне этого хватило на всю жизнь. Уж лучше заниматься фармацевтикой!» И все-таки одно время заведовал фельдшерским пунктом в сельской глубинке под Львовом. «От райцентра сорок километров, так что все приходилось делать самому – даже роды принимал». А потом потянуло к Черному морю – уехал с семьей в Гудауту, где работал в аптеке. Но недолго – вновь призвали на военную службу, в Закавказский военный округ. По специальности – провизором в военно-медицинский отдел. С 1972-го – служба на Камчатке. Был начальником гарнизонного госпиталя. На пенсию вышел в звании майора.
Костромичом стал в 2003-м, куда, сдав квартиру на Камчатке, переехал вместе с женой. Нет смысла рассказывать о всех бюрократических квартирных перипетиях, они не столь интересны, как его биография. Ветеран рад, что восторжествовала справедливость и благодаря вмешательству военной прокуратуры получил социальную выплату на приобретение жилья. Часто вспоминает молодые годы, службу за границей. «Если б сейчас попал в Вену или Будапешт, то не заблудился бы. Я знаю там каждую улочку. И окажись вы со мной, какую бы экскурсию для вас провел!»
Алевтина НОВИКОВА.
Фото Николая Суворова.
Р.S. Ветеран Анатолий Малявский просил выразить через газету особую благодарность за помощь в отстаивании своих прав в суде военного прокурора Костромского гарнизона подполковника юстиции С.А. Макарова и помощника военного прокурора капитана юстиции Д.Ю. Поправко.