Моя сестра вышла замуж за англичанина. И теперь, когда она приезжает на свою родину в Кострому с мужем, мы, братья, стараемся принять британца по-русски – гостеприимно и хлебосольно. И обязательно организуем для него обширную культурную программу.

Зовут жителя туманного Альбиона Алан Винфильд, по профессии он водитель-фельдшер «скорой помощи», а по жизни – мастер на все руки. Легко берется и превосходно справляется как с ремонтом машины, так и с ремонтом в доме. Чем он и радует в каждый приезд своих не таких рукастых костромских родственников. И по характеру он оказался очень близким и понятным нам человеком, с превосходным, чисто английским чувством юмора. Правда, в общении нам мешает языковой барьер – никак не может Алан освоить русский язык, хотя сестра уже довольно бегло говорит по-английски.

При этом Алан очень любознательный человек, живо интересуется Россией, ее историей и культурой, много читает. Конечно, мы показали ему в Костроме все наши музеи, монастыри, съездили на лосиную ферму в Сумароково. А в последний приезд повезли его в Щелыково, к Островскому.

По дороге я через Людмилу (так зовут сестру) стал рассказывать ему о нашем великом драматурге. Из русских писателей Алан слышал только о Толстом и Чехове («Чекхов», говорит он) и спрашивал меня, чем знаменит Островский, что он написал, какие пьесы? Я назвал самую известную пьесу – «Гроза», Людмила перевела – «Шторм». «Какой шторм?! — встрепенулся я. — Шторм — это на море, а в маленьком русском городке – гроза». «У англичан, — пояснила Людмила, — другого слова для обозначения грозы нет, только шторм». Дальше — больше. Смысл названия таких пьес, как «На всякого мудреца довольно простоты», «Свои люди – сочтемся», «Правда хорошо, а счастье лучше», Людмила вообще не смогла донести до своего мужа. Получался некий бессмысленный набор слов, а настоящий смысл русских пословиц исчезал. Например, пьеса «Свои собаки грызутся, чужая не приставай» сестра перевела так: «Знакомые между собой собаки дерутся, а чужая им собака не должна с ними драться».

— Это пьеса о собаках? — допытывался Алан.

Я видел, что Алан не понимает нашего восхищения Островским, его значимостью для нас, для России. И тогда я сказал почти по-английски: «Алан, юу знаешь Уильям Шекспир? Есс?»

— Есс, есс, — ответил Алан, — карашо знай.

— Так вот, — говорю я, — Александр Островский – это русский Шекспир. Рашен Шекспир! Андестенд?

— Ес, ес, — ответил Алан, — понимайю.

На том и закончилось его заочное знакомство с Островским.

И вот мы приехали в Щелыково, оплатили экскурсию, дождались экскурсовода на крыльце и прошли с ним по всем комнатам старинного барского дома. Когда мы из него вышли и направились в «Голубой дом», Людмила по пути успела пересказать Алану что-то из рассказа экскурсовода. Дело в том, что мы скрыли от администрации музея, что с нами иностранец – с интуристов денег за просмотр в Щелыково берут больше в два раза. Затем мы сходили в соседнюю деревню на могилу Островского, потом перекусили захваченными с собой бутербродами, запили чаем из термоса и отправились в обратный путь.

Позднее я стал расспрашивать Алана о его впечатлениях от Щелыкова. Общались мы опять-таки через Людмилу.

«Мне там понравилось», — сказал Алан. Особенно он испытал глубокое чувство, стоя возле рабочего стола Островского, за которым любимый всеми русский драматург сидел и писал свои произведения. «Очень сильные ощущения испытал я, стоя возле его стола», — сказал Алан.

Что касается пожеланий и замечаний иностранца, то они сводятся к следующему. Алана удивило, что очень мало туристов было в музее (хотя, замечу, мне показалось наоборот, несмотря на холодный зимний день, вместе с нами по территории усадьбы Щелыково ходили еще 3-4 группы организованных туристов и плюс одиночки «дикари», такие как мы). «Очень мрачные и сердитые смотрители у вас в музее», — заявил иностранец. Когда он, проходя за экскурсоводом, сделал шаг в сторону, его очень грозно окликнули: «Куда вы? Туда нельзя!». Алан сказал: «Я боюсь их и мне неприятно туда возвращаться. В музеях должны работать люди приятные и приветливые». Нет платной парковки, удивился Алан, машину пришлось бросить на обочине. «Это неправильно, — считает британский гость, — это упущенный доход музея». Нет места, где туристам можно перекусить, отдохнуть, подождать своей очереди на экскурсию (мы ждали у входа в дом Островского минут 20, пока экскурсовод освободится).

«Чем отличаются музеи Англии от наших, русских?» — спросил я. Очень удивил Алана прайс с расценками на входные билеты. У нас посетителей подразделяют на несколько категорий: дети, взрослые и иностранные туристы. В Англии такого нет, там все равно, местный ты житель или приехал из далекой страны – стоимость одинаковая. Дети до 16 лет платят меньше. А также пенсионеры и инвалиды.

И не мог я не спросить про наш русский туалет «типа сортир» – он стоит в Щелыково почти напротив входа в дом. Когда, выйдя из музея великого драматурга, Алан поинтересовался, где здесь можно сходить в туалет, мы пальцем показали ему на будку неподалеку – там. «Коля, проводи его, — попросила меня сестра, — покажи, что и как, а то ведь он никогда не видел таких сооружений». Мы, в России, можем представить, как выглядит сортир зимой – вот эту картину англичанин и увидел. И вышел оттуда несколько сконфуженный, смущенный. И сильно пораженный зрелищем. Категорически заявил: «Туалет должен быть хороший и бесплатный! В Англии во всех музеях туалеты бесплатные».

Что касается самого главного в Островском – его творчества, то Алан сказал, что он обязательно поищет в Англии книгу Александра Островского, купит ее и прочитает. Ему это интересно. И еще он попросил сводить его в театр имени А.Н. Островского на одну из его пьес. Но, к сожалению, этого нам пока не удалось, редко сейчас в Костроме идут спектакли по пьесам нашего классика. Вот и в нынешний приезд Алану пришлось показывать «Укрощение строптивой» по Шекспиру – английскому Островскому…

Николай НИКОЛАЕВ.

P.S. На днях Алан звонил нам и сказал, что читает «Грозу» Островского.