Мы вообще-то тут живем, а кого-то в Костромскую губернию отправляли в ссылку, на «перековку»! И не потому, что здесь условия, достойные лишь каторжанина. Цель высылки иная – вырвать человека из среды, в которой он деятелен и активен, ограничить до минимума круг его общения. И, конечно, установить за ним гласный или негласный контроль… Список тех, для кого Кострома и Костромская губерния стала местом ссылки, велик, потому остановимся лишь на наиболее заметных персонах.
«Повинен смерти»
Власть, как известно, часто устанавливает себе особую привилегию – на чужую свободу. В давние времена даже с высокопоставленными особами не церемонились, не говоря уж о челяди. В ссылку, а то и на плаху можно было угодить не только за крамолу, но и за одно лишь подозрение в ней. Пример тому — судьба боярина и думского советника Федора Семеновича Воронцова.
Храбрый воевода и ловкий дипломат очень полюбился малолетнему Ивану IV — будущему Ивану Грозному. Но из-за дворцовых интриг Шуйских боярин был удален от двора и сослан в 1543 году в Кострому. Однако вскоре под опалу попали сами Шуйские, их глава Андрей был казнен. Иван IV тут же вернул из ссылки своего любимца Воронцова и назначил его главным советником. Но чрезмерное желание править страной вместо 14-летнего царя (боярин сильно сердился на Ивана, если тот без него принимал решения) привело к новому удалению от двора…
Кончилось все и вовсе печально. Воронцова нагло оклеветали. Якобы он подговорил новгородских пищальников напасть на отряд, который во главе с царем направлялся в Крым. Скорый на расправу Иван Грозный Воронцова и других участников мнимого заговора казнил, а их близких отправил в ссылку. Как знать, может, тоже в костромской край?
Другим популярным местом ссылки русских бояр был Галич. Лжедмитрий I сослал в эти края князей Шуйских — Василия, Дмитрия и Ивана. А когда настала пора царствовать Василию Шуйскому, уже приближенные Лжедмитрия I поехали отбывать наказание в Галич и Кострому. В Костроме, к примеру, провел два года польский князь Константин Вешневецкий. Тот самый пан, который свел в доме своего тестя воеводы Юрия Мнишека Гришку Отрепьева с Мариной Мнишек, а затем помог самозванцу взойти на престол под имением царевича Дмитрия. В общем, сам «крестный отец» Смутного времени Русского царства.
Военачальники и таинственный монах
Широко известен факт, что в костромской ссылке познакомились и подружились два доблестных военачальника Алексей Петрович Ермолов (1777 – 1861) и Матвей Иванович Платов (1751 – 1818). Но детали их пребывания в Костроме у исследователей разнятся. Даже причины ссылки называют разные. По одной версии донского атамана Платова Павел I предал суду за то, что он якобы не заплатил казакам за службу, по другой – за ложный донос — будто бы Матвей Иванович хочет стать во главе казачьих войск и отделиться от России. По одной версии Ермолов был сослан в наши края на вечное поселение за участие в кружке вольнодумцев, по другой – по ошибке. Причем первоначально Ермолова хотели заслать в Макарьев на Унже, но его друг, сын костромского губернатора, через отца выхлопотал, чтоб опального военачальника отправили в Кострому. Ермолов с Платовым были помилованы сразу после смерти Павла I. Позднее и тот, и другой показали себя героями во время войны 1812 года… Ермолов стал видным военным и государственным деятелем, командовал Грузинским корпусом и обладал фактически неограниченной властью на Кавказе.
А.П. Ермолов
М.И. Платов
Любопытно, что в костромской ссылке Ермолов пересекся не только с Платовым, но и с другим «сидельцем» — знаменитым монахом Авелем (в миру Василий Васильев) (1757–1841),
верно предсказавшим многие события российской истории. Знакомство с русским Нострадамусом произвело сильнейшее впечатление на Алексея Ермолова.
«По чувствам это был Христос»
В Костроме отбывал одну из своих многочисленных ссылок и Василий Васильевич Берви-Флеровский (настоящее имя Вильгельм Вильгельмович Берви) (1829—1918) – российский социолог, публицист, экономист и беллетрист, идеолог народничества, видный участник общественного движения 1860—1890-х годов. Человек этоn был невероятно интересный, с позиций нашего времени даже необъяснимый. Сын обрусевшего англичанина до такой степени проникся нуждами рабочего класса России, что и сам, и вся его большая семья дали обет добровольной бедности. Имея приличные доходы, жил аскетом, в постоянной нужде, отдавал все деньги бедным. За высокую нравственность, жертвенность и альтруизм («по чувствам это был Христос», – писали о Берви-Флеровском знавшие его), пользовался огромным авторитетом среди молодежи.
Ученый-исследователь и публицист был в центре революционного движения, стоял у истоков зарождавшегося «хождения в народ», сам занимался просвещением простого люда. Мечтал об обществе, которое обеспечит полное равенство всех граждан и создаст условия для свободного развития личности. Основные труды, написанные им: «Положение рабочего класса в России», «Азбука социальных наук», «Записки революционера-мечтателя», роман «На жизнь и смерть. Изображение идеалистов».
По подсчетам самого Берви, он сидел в 32 острогах, несколько лет провел в одиночных камерах, проехал под жандармским конвоем 19 тысяч верст, по этапу пешком прошел 3500 верст.
Сидели у нас и члены Госдумы
Иван Ильич Петрункевич (1844–1928),
юрист, один из лидеров земского движения, российский политический деятель, видный член кадетской партии, член Государственной думы I созыва тоже прошел горнило костромской ссылки. Потомственный дворянин, либерал-земец за призыв к открытому протесту против политики правительства был в 1879 году сослан в г. Варнавин Костромской губернии. В годы первой русской революции Петрункевич стал одним из основателей партии кадетов, одним из ее лидеров. После Октября 17-го, не приняв власть большевиков, эмигрировал.
В Буй отправляли не буйных
Особая страница – ссылка политически неблагонадежных. Такие были и есть при любом режиме. С середины 19-го века революционные идеи будоражат Россию – выдвигаются требования передать землю крестьянам, ввести конституцию, обеспечить свободу печати и пр. Звучат и прямые призывы к свержению самодержавия. Полиция не церемонится с революционерами – активистов арестовывают, судят, отправляет в ссылку, на каторгу. Одно из таких ссылочных мест – Костромская губерния. Так, к примеру, в 1866 году в Буй под надзор полиции из Петербурга был выслан Леонид Оболенский (1845-1906) – публицист, редактор журналов «Мысль» и «Русское богатство». Оболенский оказался замешан в деле террориста Каракозова, совершившего неудачное покушение на Александра II, а также был привлечен к суду за агитацию среди рабочих.
В середине 70-х годов 19-го века в Буе находилась в ссылке революционерка Ольга Вноровская (Мищенко), слушательница Повивальных курсов в Петербурге. Позднее она жила под надзором полиции в Костроме. Вноровская известна как мать братьев Владимира и Бориса – боевиков-эсеров. Борис погиб во время совершения теракта против московского генерал-губернатора Дубасова.В Буй же из северной столицы была выслана за распространение запрещенной литературы Наталья Армфельдт (Комова). Позднее Армфельдт за агитацию приговорили к 14 годам каторги и выслали в Кару, где она умерла от туберкулеза в 37 лет. Армфельд считалась талантливым математиком, что, видно, было в генах – Наталья приходилась двоюродной сестрой знаменитой женщине-математику Софье Ковалевской, они дружили. Большое участие в судьбе Армфельд принимал Лев Толстой, писатель настойчиво хлопотал о смягчении ее участи. Наталья Александровна послужила Толстому прототипом революционерки Щетининой в романе «Воскресение».
Она хотела убить Трепова
В 70-х годах 19-го века в глухой провинции в городе Солигаличе находилась в ссылке знаменитая революционерка Вера Засулич (1849-1919). С юности увлекшись революционными идеями, девушка занималась агитацией среди крестьян, неоднократно арестовывалась. Местом одной из ссылок Засулич и стал наш край.
Вера Засулич известна как террористка, стрелявшая в петербургского градоначальника Федора Трепова, который отдал приказ о порке розгами политзаключенного Боголюбова за то, что тот не снял перед ним шапку. Трепов нарушил закон о запрете телесных наказаний, что вызвало сильное возмущение в обществе. Засулич, мстя за Боголюбова, ранила чиновника, была арестована, но на суде в 1878 году снискала симпатии присяжных заседателей и была полностью оправдана (хотя по тогдашним законам могла получить до 20 лет тюрьмы).
Революция и любовь
Будущая жена писателя Владимира Короленко Евдокия Ивановская (1855-1940) также отбывала ссылку в Костроме. Трудно сказать, что подвигло детей священника уйти в революцию, но так случилось (кроме Евдокии на путь борьбы с режимом встали ее сестры и братья). С Короленко Евдокия познакомилась в 1875 году в Москве на студенческой сходке. Оба были народовольцами. Оба увлечены идеями освобождения народа, ради чего готовы были отдать жизнь.
Короленко так описал встречу с будущей женой: «Она была высокой, с плавными движениями, с гладкой прической и русой косой, в темно-коричневом платье. Когда я пришел на сходку, она подошла ко мне первая и просто протянула руку. Я почувствовал какую-то особую простоту этого приветствия и тоже тепло и просто ответил на рукопожатие».
Короленко был красивым, харизматичным мужчиной, имел успех у женщин. И поначалу скромную внешне Евдокию воспринимал только как товарища, полюбил позднее. Когда девушка была осуждена на два года тюремного заключения за революционную деятельность, Короленко ее поддерживал, хотя и сам вскоре был выслан в Якутию. В ссылке Короленко переписывался с невестой, снабжал ее деньгами. Впоследствии Ивановская была освобождена на поруки и выслана под надзор полиции. С 1880 по 1883-й пребывала в ссылке в Костроме. После переехала в Нижний Новгород, где вышла замуж за Короленко…
Странно порой переплетаются судьбы. В Костроме в 1874-76 годах отбывал ссылку и другой известный революционер Петр Теллалов (1853—1883) – активный член «Народной воли», один из организаторов покушения на Александра II. Петр Абрамович был арестован в 1881-м, на процессе 17 приговорен к смертной казни (главное обвинение – участие в актах террора «Народной воли», включая четыре покушения на царя), замененной бессрочной каторгой. Умер в Петропавловской крепости. По тому же процессу к вечной каторге была приговорена и Прасковья Ивановская – родная сестра жены Короленко Евдокии.
«Советским человеком никогда не будет»
… Страшная страница история – сталинские репрессии. Известно, что только в нашей области 16 тысяч человек несправедливо получили клеймо «враг народа», после чего были арестованы, многие уничтожены. Репрессированных костромичей отправили в «места, не столь отдаленные от Сибири», а в Кострому ссылали таких же невинных жертв из других областей. Сколько их было – точную цифру историки до сих пор назвать не могут…
С весны 1921 года в нашу губернию стали прибывать партиями бывшие офицеры Белой и Императорских армий из Рязанского офлага (офицерского лагеря). Их направляли на принудительные работы. Советская власть, конечно, бывшим не доверяла, но в то же время была острая нужда в специалистах. Потому бывших белогвардейцев ставили на различные участки народного хозяйства, чаще на низовые должности. И, конечно, все переселенцы были на учете чекистов.
Судьба многих царских и белых офицеров печальна. Кто-то из них смог пережить 20-е годы, но мало кому удалось уйти от палачей в погонах в 30-е. В книге В. Волкова «Костромские белогвардейцы» рассказывается о таких судьбах. Зиновий Кремнев, родом из Чернопенья, закончил учительскую семинарию, затем Московский учительский институт, работал учителем в г. Варнавине Костромской губернии. В первую мировую воевал, был ранен… Потом революция, гражданская война, в которой Кремнев воевал на стороне Колчака. После разгрома белого движения — плен, Рязанский офлаг, Кострома. Служил в ГубОНО заведующим подотделом. Ему даже удалось сделать некоторую карьеру, но избирательных прав он был все равно лишен. А лишенцы были, по сути, вне закона. В 27-м при чистке рядов его сняли с работы «как не соответствующего политической обстановке». Нашел другое место, успешно трудился, даже был поощрен новой властью. Но в 37-м обвинен в подготовке «офицерского заговора» и расстрелян.
На основании чего строили порой чекисты свои обвинения, понятно из сохранившихся показаний свидетеля Зюзиной – уборщицы школы ФЗУ, в которой работал учителем другой ссыльный из Рязанского офлага Борис Степанович Иванов. «Бывший офицер, внутренности его я не знаю, но скажу, что он человек с контрреволюционным духом, со старыми замашками и настроением, советским человеком никогда не будет, от него можно ожидать всякой пакости», — говорит про него Зюзина. Иванова отправили в концлагерь.
«Девочка с персиками» и Кострома
Кто не знает картину Серова «Девочка с персиками»? Позировала художнику 11-летняя дочь богатого промышленника Саввы Мамонтова Вера. Девочка выросла и вышла замуж за известного в дореволюционной России человека – Александра Дмитриевича Самарина (1868-1932). Поженились по большой любви, проверенной годами (отец Самарина был против этого брака, и влюбленные смогли обвенчаться лишь после его смерти). Александр Самарин был предводителем московского дворянства, обер-прокурором Священного Синода (министром по делам церкви), честным, нравственно чистым человеком. Его популярность была так велика, что когда летом 1917 года в Москве избирали митрополита, среди кандидатов были архиепископ Тихон Ярославский (позже избранный патриархом) и мирянин Александр Самарин. Самарин был из тех, кто душой болел за судьбу России и Русской православной церкви…
Брак оказался счастливым, Вера Мамонтова родила троих детей, но в 32 года внезапно умерла от воспаления легких. Самарин больше не женился, в память о жене построил храм. После революции Александр Дмитриевич преследовался новой властью – неоднократно арестовывался, ссылался. После якутской ссылки оказался в Костроме. Весной 1931-го был в последний раз арестован, содержался в костромской тюрьме, но был освобожден. Однако в столицу его не пускали, и наш город стал для него последним пристанищем. Самарин серьезно заболел и умер после операции в костромской больнице. Похоронен на Александро-Невском кладбище Костромы, которое было уничтожено. Могила не сохранилась.
Дочь Самарина Елизавета рассказала о ссылке отца: «Жизнь в Костроме постепенно вошла в колею. День шел за днем, месяц за месяцем. Все было очень однообразно, и похож был один день на другой… Папа ежедневно по утрам уходил рано в церковь. Очень скоро по приезде он стал посещать храм Всех Святых, красиво стоявший в конце Муравьевского бульвара, высоко над Волгой. Отец стал незаменимым чтецом, певцом и регентом. Постоянное посещение храма, участие в богослужении, жизнь в церкви составляли суть жизни отца, он жил этой жизнью и горел ею. Дома он делал всю физическую работу: носил воду из колонки, довольно далеко, колол дрова и приносил их на 2-й этаж, ходил в магазин, где бывали очереди. Так проходили будни; радостными вторжениями в эти будни были приезды из Москвы. Он очень охотно и много говорил, рассказывая и вспоминая, и не менее охотно слушал приехавших; он любил и умел показывать приехавшим старую Кострому, с которой скоро сроднился… Отец жил в крошечной комнатке-каюте, отгороженной от общей кухни. Там было одно небольшое окно, и едва помещалась кровать… Против кровати к стене был приделан простой, дощатый, откидной столик, очень небольшой… Иконы были над кроватью. Над столиком на стене висели фотографии — моей матери, родителей отца, и, вообще, самых близких людей…»
За веру и не только
Из других религиозных деятелей, которые отбывали ссылку в Костроме, надо упомянуть шестого Любавичского Ребе Йосефа-Ицхака Шнеерсона (1880–1950). Духовный лидер еврейского народа был сослан в Кострому в 1927 году.
Мусульманский религиозный деятель ишан Зайнулла Расулев (1833–1917),
который был обвинен в якобы враждебной деятельности против властей, был арестован и выслан в ссылку, пять лет из которой провел в Костроме. Был костромским ссыльным и турецкий теолог Саид Нурси (1876-1960), основоположник международного мусульманского религиозного объединения «Нурджулар» (ее деятельность запрещена в России, организация признана экстремистской). Нурси во время первой мировой войны попал в плен, нескольких лет жил в Костроме в Татарской слободе.
«Концлагерь» в доме отдыха
Интересная, но малоизученная страница истории – высылка в Кострому в первые дни Великой Отечественной войны посольства фашистской Германии во главе с послом Фридрихом Вернером фон Шуленбергом (1875-1944). 24 июня был утвержден план перевозки сотрудников германского посольства и членов их семей из Москвы в Кострому. Предполагалось вывезти 117 немцев – 97 сотрудников посольств и консульств с семьями, 4 корреспондентов и 16 представителей германских фирм. 26 июня немцев разместили в трех двухэтажных корпусах в Малышково, были приняты меры по охране, к пленникам прикрепили врача, питание было организовано по нормам дома отдыха. Немцы пробыли в санатории недолго – 30 июня их отправили в Ленинакан, позднее обменяли на советское посольство в Германии.
Любопытно, как немцы описывают свой плен в доме отдыха Малышково (выдержки из дневника сотрудника германского посольства): «26 июня. …Остановка у временной платформы. Станция, судя по всему, находится лишь в стадии строительства. Вдали виднеются два больших деревянных дома и красная кирпичная водонапорная башня. Все это похоже на дом отдыха. У железнодорожного полотна стоят легковые автомобили и автобусы. Легковые автомобили предусмотрены для посла, посланника фон Типпельскирха, советника Хильгера и его жены. Багаж кладут в грузовики… Недолго идем пешком, затем первый, потом второй деревянный забор с колючей проволокой.
6.45. Завтрак на новом месте. Просторная и уютная столовая, в которой, в отличие от прохладных и сырых жилых помещений, тепло. Выпив кофе, хотя никто так и не разобрался, кофе это или какао, все ложатся спать, стремясь наверстать упущенное.
13.00. Обед. Все с любопытством изучают меню. Потом начинается организация быта. Выясняется, чего не хватает. Нет веников, ведер и половых тряпок. В длинном письме коменданту лагеря – майору ГПУ перечисляется самое необходимое…
28 июня. Перед завтраком кое-кто выходит на зарядку. Во время завтрака узнаем приятную новость: открывается магазин, в котором можно купить мыло, сигареты, спички и т.д. Организуются занятия спортом, кто-то садится за карты, больным оказывается помощь. Постепенно каждый находит себе подходящее занятие… Каких-либо сообщений об обстановке на фронте мы не получаем. Около полудня появляется комендант лагеря, который требует сдать все имеющиеся в багаже радиоприемники, оружие и ядовитые вещества. Огнестрельное оружие мы сдали уже в Москве, но кое у кого есть ножи, которые можно считать кинжалами…
30 июня, 10.30. Начал действовать обещанный несколько дней тому назад горячий душ…».
Идет война, решаются судьбы народов, а немцев, похоже, заботят лишь еда да бытовые мелочи. Правда, позднее, рассказывая журналистам о своем пребывании в Костроме, они все описали так, словно побывали в аду. «В концлагере в Костроме… пришлось провести целую неделю, при этом гигиенические нормы не выдерживали никакой критики… разместили здесь в бараках-времянках, которые окаменели от грязи, да и просто не были предназначены для того, чтобы в них жили люди. Ко всему этот примитивный барачный лагерь был обнесен двойным забором из колючей проволоки и окружен двойной цепью охранников ГПУ. И здесь у немцев практически не было свободы передвижения, лишь в вечерние часы под пристальнейшим наблюдением им по отдельности на несколько минут разрешалось покинуть бараки».
Кстати, корпуса дома отдыха льнянщиков были тогда совсем неплохи – отстроены в 1938-м, то есть практически новые, и уж никак не «окаменели от грязи»… А вот сотрудников советского посольства, на которых обменяли этих немцев, везли к пункту в вагонах для скота и на голодном пайке, а перед этим подвергали допросам, избиениям и издевательствам…
Неблагонадежные и диссиденты
Ссылкой можно считать и направление как политически неблагонадежного после столичного вуза в Кострому вместо аспирантуры Игоря Дедкова (1934-1994). Да, он имел свободу передвижения, к нему приезжали гости, но практически все время жизни здесь известный журналист и критик был под пристальным вниманием компетентных органов, его переписка просматривалась, контакты ограничивались.
В 1986 году в Кострому в ссылку был выслан член Московской Хельсинской группы правозащитник Иван Ковалев (род. 1954) вместе с супругой и соратницей Татьяной Осиповой. Им была выделена квартира в Сущево, в колхозе «12-й Октябрь», Ковалев был определен в кузнецы, а его жена стала трудиться к конторе хозяйства. Позднее этой семье диссидентов все же разрешили уехать за рубеж, поскольку Татьяне Осиповой требовалось срочное лечение в западной клинике…
Зинаида НИКОЛАЕВА.
Фото из открытых источников.