15 февраля будет 26-я годовщина вывода советских войск из Афганистана. Об этой необъявленной войне, длившейся девять лет с лишним, сейчас пишут много, в свободном доступе в Интернете есть все данные о потерях. Тогда же, в восьмидесятых, в отечественной прессе проскальзывали скудные сообщения об ограниченном контингенте советских войск, выполняющем интернациональный долг. А в каждый уголок нашей необъятной родины приходили «грузы-200», перечеркивающие чьи-то жизни.
Помню, в редакцию районной уральской газеты, где я, начинающая журналистка, работала, частенько заходила сумрачная женщина с совершенно непроницаемым лицом. То была вдова первого секретаря райкома партии. Мне тогда потихоньку сказали, что ее единственный сын, обычный военнослужащий-срочник, отправлен в Афганистан. Однажды я столкнулась с ней на улице и не узнала – цветущая и счастливая молодая женщина. Все просто: сын вернулся! Дальше, знаю, были проблемы. Общительный и ласковый прежде парень превратился в нелюдимого молчуна, который вообще ничего не рассказывал о пережитом. Там, в Афгане, он потерял лучших своих друзей…
Пятьдесят пять уроженцев Костромской области сложили свои головы в далекой стране гор. Пятьдесят пять отчаянно молодых лиц смотрят со стенда «Мы помним о вас» в музее региональной общественной организации инвалидов войны в Афганистане. Под фотографиями строчки: «Нас унесло афганским ветром, мы не вернулись с той войны». С противоположной стены смотрят погибшие на Северном Кавказе. Приходят афганцы – постоят, помолчат, приходят седые матери, бывают здесь на встречах с ветеранами и школьники. 26 лет без Афгана и с Афганом, который не отпускает. Почему? Об этом разговор с боевыми офицерами-афганцами, проходившими в разные годы службу в составе «ограниченного контингента».
Ты жив – это так много!
Дмитрий Иванов, подполковник запаса, председатель Костромской региональной организации инвалидов войны в Афганистане и военной травмы — «Инвалиды войны». В Афганистане находился с 22 июня 1983 года по 22 июня 1985 года в составе 345-го отдельного гвардейского парашютно-десантного полка, награжден орденом Красной Звезды, медалью «За боевые заслуги».
— Дмитрий Иванович, трудно было адаптироваться к непредсказуемо-коварной стране? Восток, как говорил товарищ Сухов, дело тонкое…
— Очень тонкое. Днем улыбаются, ночью – нож в спину. Там все для нас необычное – религиозные традиции, обычаи, климат, феноменальная бедность (зато в магазинах дефицитные у нас в Союзе джинсы и японская электроника). А главный там дефицит – вода. Поэтому и самые уважаемые люди, которые ее привозят из рек, арыков, колодцев. Нам проще – имели пробуренные скважины. Во избежание инфекций по требованию медработников отваривали в огромных емкостях верблюжью колючку. Это там природный антисептик. Война всем приносит горе, и когда мы проходили по кишлакам, то спиной чувствовали злобные взгляды. Душманы пользовались тем, что ислам запрещает мужчинам заходить на женскую половину, и прятали там боеприпасы. Об этих фокусах мы знали по рассказам тех, кто служил до нас. «Сюда нельзя, сюда нельзя!», а огромный кувшин, стоящий в женской комнате, набит боеприпасами. С подобным сталкивались часто. Приходилось и традиции уважать, и задания выполнять.
— Расскажите о какой-нибудь операции.
— В январе 1984-го поставили нам задачу – уничтожить лагерь боевиков, а другой части – перехватить идущий к боевикам караван из Пакистана. Зимой в горах холод страшный. Вышли с вечера, к утру – у лагеря. Наш солдат из разведдозора наткнулся на часового и успел выстрелить первым. В палатках паника, перестрелка началась. Мы были выше метров на пятнадцать, это и давало преимущество. Лагерь удалось уничтожить полностью, никто из «духов» не ушел. Мы, к счастью, потерь избежали. Когда взяли склады, то были очень удивлены, насколько качественно обеспечивались боевики всем необходимым для боевых действий – и все американского производства. Наши санинструкторы, помню, были рады трофейным медикаментам высокого качества. Самое горькое – потери. До сих пор перед глазами Володя Федоров, заменивший командира батальона, уехавшего в Союз. В первом же бою в новой должности он погиб. Не забыть и рядового Таира Хасанова – узбека из разведроты. С высшим образованием, начитанный, интеллигентный, собеседник потрясающий. Вечером с ним так интересно поговорили, а на следующий день он был смертельно ранен.
— Помните свои эмоции, когда оказались дома?
— Когда мы вернулись в Союз и шагали по ташкентским улицам, я впервые осознал, в чем смысл жизни. Шел, смотрел на беззаботных горожан, на мирные автобусы и троллейбусы и думал: «Господи, чего еще людям нужно! Никто не стреляет, мины не взрываются – живи, набирайся знаний, береги своих родителей, заводи семью, расти детей. Ты же жив – это так много!»
— Считаете ли корректным сравнение войны в Афганистане с американской во Вьетнаме?
— Время все расставит по своим местам. Известно, что сейчас в Афганистане сравнивают русских и американцев не в пользу последних. Там ведь была не только борьба с духами. Наша страна помогала строить школы, коммуникации, водопроводы, снабжала население жизненно важными продуктами: мукой, крупой, сахаром. И горючим, и стройматериалами. И этого не могут не помнить там, в Афганистане. К сожалению, миром правят геополитические интересы, и было сделано все, чтобы СССР увяз в этой затяжной войне.
— Как живется-работается вашей ветеранской организации?
— Мы работаем в тесном взаимодействии с областными организациями Российского Союза ветеранов Афганистана и инвалидов войн и военных конфликтов. Все вопросы и проблемы решаем вместе, находим взаимопонимание с органами власти региона. Организация у нас общественная, а функции порой выполняем государственные. Увы, государство не слишком-то торопится отдавать долги выполнявшим интернациональный долг. Самая большая проблема – квартирная. В жилищной очереди до сих пор стоят более восьмидесяти костромичей-афганцев. Проблема усугублена тем, что после вступления в силу Жилищного кодекса квартиры афганцам не предоставляют, а выделяются средства по стоимости 18 квадратных метров. Это чуть более полумиллиона рублей. В Костроме на эти деньги ничего не купишь! Вот и отказываются от них, стоят дальше в очереди. Речь в основном о тех рядовых и сержантах, попавших в Афган срочниками. О нас, офицерах, Министерство обороны позаботилось, а кто позаботится о них? Работу проводим большую — по части медицины, трудоустройства, содержим социальное такси с подъемником и свой реабилитационный центр в Заволжье. Забота о матерях погибших – святое, тут всегда держим руку на пульсе. А самое главное для нас, прошедших Афган и оставшихся в живых, – сохранить память о погибших ребятах и сделать все, чтобы молодежь наша не росла иванами, не помнящими родства. Не прозевать их, иначе – как видим по событиям на Украине – откуда ни возьмись пробиваются ростки неофашизма. Поэтому основной акцент в работе – военно-патриотическое воспитание молодежи: проведение вечеров вопросов и ответов, уроки мужества, военно-спортивные соревнования, участие в возложении цветов к памятникам земляков, установка мемориальных досок на школах, где учились погибшие костромичи. Всем ветеранам и инвалидам боевых действий хочется пожелать здоровья, веры в себя и своих друзей.
«Поначалу мы летали как голуби мира»
Виктор Веселков, полковник запаса, руководитель организации ветеранов армейской авиации, в Афганистане находился с января 1980-го по август 1981-го в составе отдельного транспортно-боевого вертолетного полка, награжден орденом Красной Звезды, орденом Мужества и орденом «За военные заслуги» (последние два — за вторую чеченскую войну).
— Виктор Леонидович, вот представишь вертолет в небе Афганистана – и уже страшно. Это же мишень!
— Согласен: мишень. Ведь поначалу мы реально летали как голуби мира – не было ни бронезащиты, ни средств постановки помех головкам самонаведения ракет ПЗРК (переносные зенитно-ракетные комплексы), а из автомата с воздуха особо не постреляешь даже в целях самообороны. Не были прикрыты от обстрела противником боковые и задний сектора вертолёта. Афганистан по большому счету нас научил, как реально надо готовиться к войне, как и чему готовить лётчиков. Опыт получен неоценимый. Поначалу противник, впервые увидевший вертолеты, вообще не знал, как с ними бороться, стреляли, но не попадали, а если и попадали, то повреждения не всегда были критичными. Потом у боевиков появились ПЗРК, и тогда наши потери стали расти. Серьезно их уменьшили, когда изменили тактику применения армейской авиации, оснастили вертолёты средствами постановки помех головкам самонаведения ракет. Вкратце суть в следующем: головки самонаведения на этих ракетах работают по принципу поиска максимального инфракрасного излучения – идут на тепло. На вертолетах установили активную и пассивную системы защиты, приводящую ракету в полное замешательство. Её головка не могла различить воздушную цель от ложной, и при грамотном использовании этой системы защиты в комплексе с применением различных тактических приёмов вероятность поражения можно было свести к нулю. К сожалению, не всегда это удавалось, но потери значительно уменьшились.
— Ваша машина попадала в переплет?
— Ну, а как же, только слово «переплет» мне не нравится. В небе Афганистана я выполнил около пятисот боевых вылетов, и в каждом вылете приходилось принимать единственно правильное решение, позволяющее и задачу выполнить, и на аэродром после этого вернуться. Какой из них считать попаданием в «переплёт», сказать сложно. Мы были, как слова в той песне, «…воздушные рабочие войны…».
Расскажу о своем первом боевом вылете на операцию с применением средств поражения, произошедшем 23 февраля 1980 года. Я молодой летчик-штурман, только что окончивший военное училище. Парой вертолётов Ми-8 выполняем поисково-спасательное обеспечение полётов истребителей ПВО (противовоздушной обороны) в Кандагаре. Старший авиационный начальник аэродрома Кандагар — Герой Советского Союза Петр Петрович Иванцов. Утром (примерно в 4 часа утра) 23 февраля он выполнял облёт района и в пустыне Регистан, примерно в 30-40 километрах от Кандагара, обнаружил спрятанный караван машин. Мы двумя экипажами вылетели в этот район. Боевого опыта – никакого! Иванцов передает: «Под вами цель!», а мы не видим! Заметили только со второго низкого виража (высота полёта у нас была метров 80-100). Барханы в Регистане высоченные, под уклоном одного и были профессионально замаскированы машин шесть. После выполнения третьего виража в районе цели, там, на земле, видно, нервы сдали у боевиков, с одной машины скинули маскировку и давай палить по нам из крупнокалиберного пулемета. Когда слышишь хлопки и видишь огненные трассы, летящие в тебя, – это, мягко говоря, ну, неприятно. Запрашиваем у Иванцова разрешение уничтожить огневую точку. Не разрешает. Ему, как руководителю операции, хотелось сохранить то, что вез караван: уничтожишь – не докажешь. Когда разрешение все-таки получили и нанесли удар, то взрыв на земле был такой силы, что железо летело метров на триста вверх – в машине были мины, которые везли в Кандагар. А нас, когда мы уходили с боевого курса, даже на удалении около полутора километров, отбросило взрывной волной. Закончилось все благополучно, помогли подошедшие мотострелки. Результат операции был очень серьезным, благодаря попавшей к нам документации удалось обезвредить в Кандагаре сеть агентов из двухсот человек. Там готовились мощные теракты.
— Афганистан изменил ваш характер?
— А как же. Там мгновенно становились другими, начинали к жизни относиться по-другому. Как иначе, если видишь смерть, чувствуешь запах этой смерти, особенно когда вывозишь тела наших павших бойцов, пролежавшие на жаре по неделе и больше (не всегда была возможность сделать это сразу). Это не выбросишь из памяти никак и никогда!
И все-таки, сравнивая жизнь сегодняшнюю и ту, где все это было, я нахожу в ней все больше плюсов. Мы жили коллективом, чувствовали локоть товарища, не было лжи и фальши, да и делить нам было нечего.
Мы принимали присягу на верность Родине и народу, добровольно, а не за деньги, надев на юные плечи погоны. Мы выбрали профессию защитника. Долг свой мы выполнили, а клятву, данную в присяге, мы сдержали. Наследник Победы. Очень высокие слова! Право называться им, на мой взгляд, имеет каждый, кто, не раздумывая, встанет на пути пули, летящей в товарища, кто, не раздумывая, бросится в огонь и воду, спасая детей и немощных, кто самоотверженно трудится в поле и у станка, кто видит свою жизнь не только в собственном благополучии, но и в понимании того, что он сделал что-то для благополучия народа той страны, в которой он родился и живёт!
Вот это мы, ветераны, коль облекли себя высоким званием «Наследник Победы», обязаны донести до сердца нашего молодого поколения.
Полина ИЛЬИНА