Весной 1860 года в костромском драматическом театре поставили самый скандальный спектакль за всю его историю. Можем ли мы представить себе такое сегодня: в репертуаре появляется новая пьеса о том, как у известного всей Костроме хозяина торговой сети загадочно погибает жена? А написана эта пьеса самым известным в России драматургом. Нереальная ситуация? Но именно это и произошло 150 лет назад: на новую пьесу господина Островского «Гроза» костромичи валом валили, потому что точно знали: в ней драматург описал драму семьи Клыковых, о которой в городе только и говорили уже четыре месяца: диалоги в пьесе и жизни совпадали до буквы!

Место преступления: Волга

Началось все утром 10 ноября 1859 года, когда между ныне снесенным костромским кремлем и Молочной горой – в 10 метрах от берега – унтер-офицер Иван Федоров увидел в Волге всплывшее лицом вниз женское тело. Молодую женщину вытащили из реки, положили на берег, начал собираться народ. Разумеется, ее очень быстро опознали – это оказалась 19-летняя Александра Клыкова, молодая жена купца Алексея Клыкова, из известного и богатого рода. Они прожили вместе всего три года. Его лавка располагалась совсем рядом, да и до их дома было буквально несколько сот метров.

Уголовное дело сохранило описание тела погибшей Александры Клыковой – кстати, была она привлекательной блондинкой. На ней была верхняя одежда и белый чепец. Следов насилия на теле не обнаружили – правда, одного ботинка на ноге не было. Чепец, кстати, вызвал в Костроме первые, хотя еще и осторожные разговоры – кто-то из собравшихся на берегу заметил, что ленты у него будто бы слишком плотно были затянуты под подбородком, человек сам себе так не завяжет…

К берегу прибежал муж, точнее, уже вдовец, 30-летний Алексей Клыков, который, оказывается, искал жену еще с раннего утра – она ушла из дому, и никто не мог сказать, куда она исчезла.

Началось расследование.

Как выяснилось, супруги накануне вечером легли спать, но утром Алексей супруги в постели не обнаружил. Он спросил, где она, у домашних, но никто не знал. Тогда Клыков отправился к тестю – тот жил совсем рядом, дом располагался на Мшанской, нынешней улице Островского. Однако там Александру вообще не видели уже три месяца.

Кстати, в «Грозе» Островского муж исчезнувшей Катерины, Тихон, тоже испытывают нехорошее предчувствие: «Надо, брат, бежать искать ее!»

Алексей отправился в лавку, однако, по его словам, торговля не шла ему на ум, и он вернулся домой. Там он увидел из окна, что у берега толпится народ, послал отца узнать, что случилось, потом побежал сам и увидел на берегу тело жены.

Разумеется, у полиции возник вопрос, не была ли смерть насильственной. Однако семья богатых купцов Клыковых – отец, мать и сестра Алексея – в один голос твердила, что «никаких неудовольствий между супругами не было», примерно то же самое говорила прислуга и соседи. Не могли они и назвать никого, кто мог бы желать Александре смерти. Впрочем, по словам Клыковых, невестка в последнее время вела себя странно – она жаловалась на непонятную тоску, головную боль. Ей вроде бы предлагали вызвать врача, но она отказывалась.

В «Грозе» Катерина тоже испытывает непонятную тоску. «Ночью, не спится мне, все мерещится шепот какой-то… Сделается мне так душно, так душно дома, что бежала бы».

Между тем подоспел результат судебно-медицинской экспертизы, сделанной врачом Левкевичем. Он пришел к выводу, что Александра Клыкова утопилась.

«Смерть последовала от удушения»

Казалось бы, тут и делу конец. Александру похоронили на Лазаревском кладбище, одежду, которая была на ней в момент смерти, продали.

Однако разговоры и сплетни в городе усиливались, и все чаще слышалось слово «убийство». Откуда-то возник слух, что рано-рано утром 10 ноября кто-то видел, как Алексей Клыков выходил из дома с большим мешком за плечами и направился с ним в сторону Волги.

Кроме того, родственников Александры – в семье ее, кстати, называли Сашенькой – еще до похорон шокировал визит к ним Алексея Клыкова. Он потребовал у них 40 рублей, чтобы Александру «не похоронили за кладбищем». Как мы помним, самоубийц запрещали хоронить в церковной ограде – и 40 рублей понадобились на взятку.

Родственники Сашеньки – ее мать умерла, но были живы отец и бабушка, были достаточны богаты и влиятельны. Неудивительно, что дело довольно быстро оказалось у костромского губернатора. И он потребовал продолжать следствие.

Акт судебно-медицинской экспертизы тела рассмотрели в костромской врачебной управе и версия «утопления» вызвала сомнения. Врачу Левкевичу, делавшему первую экспертизу, устроили головомойку, а 23 ноября дело логично продолжилось решением об эксгумации тела Александры Клыковой.

Результат нового исследования кардинально изменил ситуацию. «Смерть последовала от удушения… от сдавления груди и лица каким-либо мягким телом», — такой был вывод врачей. Кроме того, они пришли к выводу, что в момент смерти Александра «стояла на коленях на чем-то твердом».

Понятно, что такие результаты заставили следователей внимательнее присмотреться к семье Клыковых. Очень быстро благополучная картинка жизни супругов, между которыми «не было неудовольствия», разрушилась. Семейная жизнь Сашеньки Клыковой оказалась историей, полной ссор, обвинений, конфликтов из-за приданого, а еще — страшной ревности.

Клыковы: «свекровь заела совсем»

Семья Клыковых сделала состояние на торговле мукой. Они снимали целый этаж в прекрасном доме купцов Стригалевых на Молочной горе. Семья была по меркам того времени невелика: глава Иван Клыков, его жена Ирина Егоровна, сын Алексей и дочь Ирина. По единодушному мнению, заправляла всем Ирина Егоровна. Происходила она из богатого судиславского рода Кокоревых. Интересная деталь – когда «Гроза» Островского была представлена на сцене, многие отмечали, что патриархальные, прямо-таки средневековые порядки в семьи Кабановых напоминают быт старообрядцев. Между тем род Кокоревых в Судиславле был известен своей приверженностью к старообрядчеству, и Ирина Егоровна по этим же принципам организовала и свою семейную жизнь, хотя вся ее семья посещала православную церковь.

Именно в такую семью и вошла 16-летняя Александра, которая воспитывалась совершенно в других условиях. В семье ее баловали – особенно бабушка-вдова – богатая Александра Совина, которая дала за любимой внучкой большое приданое – больше 1000 рублей. По нынешним деньгам это примерно 500-700 тысяч рублей.

Сашенька была живой, общительной девушкой, любила ходить в гости. В общем, как говорится в уголовном деле, «была характера веселого и здорового». Точь-в-точь, как Катерина в «Грозе»: «Такая ли я была! Я жила, ни об чем не тужила, точно птичка на воле. Маменька во мне души не чаяла, наряжала меня, как куклу, работать не принуждала; что хочу, бывало, то и делаю!»

Жить в доме Клыковых пришлось совсем по-другому. Женской прислуги в доме не было, и, как уверяли отец и бабушки Саши, Клыковы заставляли невестку заниматься черной работой. Ели все на кухне из общей посуды – уже тогда это воспринималось как что-то уж очень патриархальное. Самое же главное – невестке практически запретили гулять и навещать родственников.

«Случалось, когда и отпросится, а свекровь скажет – сиди дома!» — рассказывали слуги.

Сами Клыковы жили очень замкнуто, гости к ним не ходили. Ко всему этому добавился конфликт с семьей Александры. Свекровь Ирина Клыкова была недовольна, что те недодали приданого – «шесть нижних рубашек». Она заставляла невестку ходить к родственникам и требовать у бабушки и отца выдать белье. Повод для конфликта выглядел странным даже в середине 19-го века, когда одежда ценилась гораздо выше, чем сейчас. К тому же семья Саши вместо белья подарила ей ценную золотую цепочку, так что получалось, что сумму оговоренного приданого они даже «перекрыли», то есть дали больше. Однако Ирина Егоровна не унималась, скорее всего, ей просто был нужен повод для скандалов. Ну просто как Марфа Кабанова в «Грозе», которая доводит свою семью дурацкими придирками: «Если родительница что когда и обидное, по вашей гордости, скажет, так, я думаю, можно бы перенести! Ведь от любви родители и бранят-то. А сохрани господи, каким-нибудь словом снохе не угодить, ну и пошел разговор, что свекровь заела совсем!»

В итоге Саша практически перестала появляться у родственников: те считали, что ее не пускают, Клыковы на следствии клялись, что никаких запретов не было. Скорее всего, сама молодая женщина не хотела углублять конфликт – ведь любой визит к отцу и бабушке потом привел бы к упрекам свекрови: почему не вытребовала остаток приданого?

Так и получилось, что семья Саши даже не узнала, что в апреле она родила мертвого ребенка. Клыковы ничего им не сказали. А с августа, то есть три месяца до гибели, она вообще ни отца, ни бабушку не видела.

Стоит ли удивляться, что отец Александры говорил на следствии, что выкидыш у дочери произошел из-за того, что в доме Клыковых ее заставляли выполнять черную работу. «Я уверен, что жить ей было нехорошо, да и дочь моя неоднократно говорила мне об этом по секрету», — резюмировал он.

«Другой мужчина»

Дальше выяснились и другие скандальные подробности, которые Клыкова сначала пытались скрыть. Как оказалось, Алексей Клыков ревновал свою жену, подозревая, что у нее был другой мужчина. Звали его Петром Марьиным, и был он чиновником, почтовым служащим. Это был блондин среднего роста, с «зализанными» назад волосами.

За Сашей он ухаживал еще до ее свадьбы и посещал ее родной дом. Как выяснилось во время следствия, Алексей Клыков, еще когда сватался к Александре, заметил, что Марьин бросает на девушку откровенные взгляды. То же самое было во время свадьбы, где почтовый служащий также присутствовал. Кроме того, подозрения у Алексея Клыкова разгорелись из-за какого-то «неуместного поступка» Петра Марьина. Что тут имеется в виду, не очень ясно, но скорее всего будущего супруга смутило слишком фамильярное отношение почтового чиновника к Саше.

Неудивительно, что Клыков отказался принимать Марьина в своем доме, и не пускал жену, когда тетка Марьина приглашала Сашу в гости. Масла в огонь добавило то, что почтовый служащий, не смущаясь, часто ошивался рядом с домом Клыковых. Кроме того, муж видел жену с Марьиным во время смотра местного полка, а в церкви Иоанна Предтечи во время службы он также заметил рядом с Сашей какого-то блондина.

Все слуги Клыковых во время следствия единодушно рассказывали, что никаких открытых семейных ссор и скандалов не слышали. Конечно, вряд ли они стали бы выдавать своих хозяев, однако следствие к тому времени уже так далеко зашло, что прислуга наверняка призналась бы, если бы что-то такое было. Следователи даже нашли бывшего слугу Клыковых, который также ничего о ссорах не говорил. Это значит, что Алексей Клыков ни в чем жену не упрекал. То есть либо ему было все равно, либо он ревновал глубоко в душе.

Впрочем, в деле есть один любопытный эпизод – о нем Алексей рассказал своей матери, а та – следователю. Вечером 9 ноября, когда они легли в постель, Саша прижалась к мужу, целовала его, а потом сказала: «Жаль мне тебя».

Сам Алексей потом отрицал, что это было в последнюю ночь, но когда следователь напомнил ему об этом, «затрясся лицом». Он явно переживал.

Островский: откуда он все узнал?

В конце 19-го века, читая дело Клыковых, исследователи изумлялись – диалоги «Грозы» и живые, настоящие слова семьи Клыковых совпадали чуть ли не буквально. И в самом деле – и там, и там есть молодая невестка, которая никак не может привыкнуть к жизни в новой семье. Детей ни у Саши Клыковой, ни у Катерины Кабановой из «Грозы» — нет. Свекрови – и реальная Ирина Клыкова, и литературная Марфа Кабанова – злобные мегеры, мелочные и придирчивые. Мужья – и Алексей Клыков, и Тихон Кабанов – во всем слушаются мать, к женам относятся неплохо, но, в общем-то, довольно равнодушны. Алексей Клыков не устраивает жене сцен ревности, хотя Саша ведет себя явно недопустимо, Тихон Кабанов в знаменитой сцене, когда Катерина признается ему в измене, выдает гениальную реплику: «Не надо, не говори! Матушка здесь!». Алексей постоянно ездит по делам в Рыбинск, Тихон тоже регулярно уезжает.

Присутствует и другой мужчина – интеллигент: реальный чиновник Петр Марьин и «молодой человек, порядочно образованный» — Борис в «Грозе».

Наконец, у Островского есть даже незамужняя сестра мужа – Варвара. В реальной жизни была Ирина Клыкова.

То, что в «Грозе» есть много чисто костромских деталей, – давно известно. Например, Катерина признается мужу в измене у стены здания старинной постройки с нарисованной «гиеной огненной» — причем постройка выходит на Волгу. Костромской Успенский собор – часть костромского кремля, взорванный в 1933 году, как раз имел стену, где были изображены сцены из Библии. Тело Александры Клыковой нашли в Волге чуть ли не напротив собора.

Еще один момент: свидания Катерины и Бориса проходят в неком «овраге». В реплике, которая не вошла в окончательный вариант, Катерина говорит: «Ночи, Волга. Леса и в лесу поляны… А там под каждый деревом, под кустом – ночь темная». В общем, идеальное место для свиданий. Может, конечно, Островский ничего такого и не имел в виду, но дело в том, что в овраге — он сейчас позади филармонии — в Костроме в середине 19-го века встречались женщины легкого поведения, те, кто не мог принять клиента «на дому». Как пишет краевед Виктор Бочков, «докатиться» до оврага — для костромички это был предел падения.

В общем, совпадений в деле Клыковых и «Грозе» — тьма. Но реальный финал костромского дела оказался не менее трагичным, чем история семьи Кабановых.

«Темное дело»

Между тем допросы Клыковых продолжались, и выплыли новые подробности.

Во-первых, бабушка Саши вспомнила, что когда 10 ноября пришла в дом Клыковых, ее удивило то, что они меняли наволочки на всех подушках и явно смутились. Следствие за эту деталь тоже зацепилось – ведь «мягкое тело», которым задушили Сашу, вполне могло быть подушкой. Однако Клыковы до самого конца держались стойко, выдержали массу допросов, очную ставку и яростно отрицали, что меняли наволочки.

Во-вторых, выяснилось, что вечером 9 ноября Ирина Клыкова велела истопить баню. Следствие так прицепилось к этой бане, что сначала даже не понятно, что тут такого. Но дело в том, что в условиях середины 19-го века застирать одежду, на которой пятна крови, уничтожить следы действительно можно было лишь с помощью большого количества горячей воды – то есть бани. Наконец, в-третьих, выяснилось, что покинуть дом Александра могла только из кухни, которая была вечером заперта Ириной Клыковой.

Иными словами, выйти из дома сама Саша не могла.

Оставить в подозрении

Исследователь конца 19-го века, который читал дело Клыковой, сильно ругает следствие 1859 года, упрекая, что велось оно «формально». И в самом деле, велось оно по методам эпохи Николая Первого, когда не было ни судов присяжных, ни реально независимого следствия, ни прытких адвокатов. Но, откровенно говоря, нам и до такого следствия – как до Марса. По нынешним меркам, следователи сделали все, что могли, – они допросили буквально всех. Они рассуждали просто: квартиры в доме, где жили Клыковы, снимали и другие люди, было много прислуги, и, если бы тело Александры действительно вынесли из дома и бросили в Волгу, хоть кто-нибудь должен же был это увидеть! Но никто ничего не видел.

Клыковых – всех, кроме дочери Ирины, взяли под арест. Но допросы, передопросы, перекрестные ставки, увещевания священников ничего не давали. Кстати сказать, в своих показаниях ни бабушка Александры, ни ее отец прямо Клыковых в убийстве не обвиняли. Зато они потребовали, чтобы им вернули приданое молодой женщины, ведь детей у нее не было.

Дело зашло в тупик.

Между тем весной 1860 года на сцене костромского драмтеатра показали новую пьесу Островского «Гроза», которая уже произвела сенсацию в Москве и Санкт-Петербурге. Как мы теперь точно знаем, автор закончил ее 9 октября, то есть ровно за месяц до гибели Александры Клыковой. То есть все поразительные совпадения – это гений Островского, который «поймал» главные конфликты своей эпохи. Однако в Костроме об этом ничего не знали, все были убеждены, что речь идет о клыковском деле, поэтому актеры, которые играли «Грозу», гримировались под семью Клыковых, а декорации на сцене даже повторяли обстановку их дома. Короче, грандиозный скандал. Можно представить, что творилось в зале.

А с настоящими Клыковыми надо было что-то делать. Но что, как раз никто и не знал. Главным доказательством обвинения была экспертиза тела, которая говорила об убийстве. Но этого было мало – требовались либо свидетели, либо признание Клыковых, а ничего этого не было!

Произойди вся эта история лет на пятнадцать позже, уже после судебной реформы, дело Клыковых слушалось бы в открытом суде, с адвокатом, прокурором и присяжными. Скорее всего, их бы признали виновными. Хотя адвокаты, возможно, смогли убедить присяжных, что Александра утопилась сама. В общем, был бы какой-то ясный финал. Но дело-то происходило в 1860 году.

К счастью, правосудие того времени для таких случаев выработало уникальную формулу, которая называлась «оставить в сильном подозрении». Звучит довольно-таки диковато, но это не какая-нибудь российская оригинальность. В Великобритании тогда же существовало нечто похожее: когда суд Шотландии не мог признать человека виновным из-за недостатка доказательств, но и подозрения против него были сильны, выносился так называемый «шотландский приговор». То есть человека отпускали, но суд как бы говорил: «Мы не можем утверждать, что он невиновен». У романиста Уилки Коллинза есть даже роман, который основан на таком приговоре: человека обвиняли в убийстве жены, в суде отпустили, но его жизнь сломана – все вокруг уверены, что убил-то он.

Вот и Клыковых «оставили в сильном подозрении», заключили на три месяца в тюрьму, а потом отпустили. «Подсудимые решением остались довольны», говорится в материалах дела. Потом, правда, они пытались жаловаться в Сенат – видимо, поняли, что решение суда и решение общественного мнения Костромы – разные вещи. Но все бесполезно.

«По отзывам, дело произвело сенсацию»

О деле Клыковых в Костроме говорили еще в 1890-х годах, а в 1930-х костромичи показывали дом, «где жила Катерина». В общем, как говорится в краеведческом сборнике 1892 года, «по отзывам, дело произвело сенсацию».

Но все-таки – что произошло в доме Клыковых вечером 9 ноября? Кто убил-то? Измученный ревностью Алексей Клыков, которого взбесило то, что жена, которая его целует, так же целовала и почтового чиновника Марьина? Или, может быть, Ирина Егоровна, которая, оставшись вечером наедине с невесткой, начала стыдить ее, заставила встать на колени, а потом набросилась на нее с подушкой?

Да, Клыковы явно что-то скрывали, но только что: убийство или только чувство вины за то, что довели Сашу до такого страшного решения?

Кажется, современная судебная медицина могла бы все-таки оправдать Клыковых, во всяком случае, дать им шанс. Унтер-офицер, вытащивший из Волги тело Клыковой, заметил, что у ее рта было что-то вроде белой пены. Между тем, сейчас считается, что это одно из главных свидетельств того, что человек попал в воду живым – то есть никто девушку не душил и тело в Волгу не сбрасывал. Может быть, для Саши самоубийство было единственной возможностью выбраться из дома, где правила свекровь, возможностью что-то доказать мужу, этой семье, возможностью отомстить – она ведь понимала, что ее смерть вызовет скандал.

Как бы то ни было, наказание для Клыковых действительно оказалось – хуже каторги. Скандальной славе и слухам об убийстве не было конца, а для их среды и их эпохи ничего более ужасного и не было.

А «Гроза» все шла, шла и снова шла – она превратилась чуть ли не в самую известную пьесу русской литературы, обросла штампами про «луч света в темном царстве» и «почему люди не летают как птицы». И все 30 лет Алексей Клыков – он умер в Костроме в конце 1880-х годов, слышал за спиной шепот: «Тихон…»

Стать отрицательным героем главной русской пьесы – страшная судьба.

Кирилл РУБАНКОВ.