На рубеже веков в канцелярию Костромского губернатора поступило письмо

«Милостивый государь мой, Николай Иванович! В рассуждение больших мелей по Волге, адмиралтейские караванные офицеры принуждены были с бывших в их ведомстве лесных барок (несамоходное грузовое судно – авт.) сложить во вверенной вам губернии несколько дубу, на мелях Криушинской (иначе – Криушинский перекат, находился у села Сунгурово, ныне Красносельского района – авт.) и Овсяниковской (мель у деревни Тюньба Некрасовского района Ярославской области – авт.). Дабы осенью, а паче вешнею водою, тех лесов не разнесло, нужно погрузить их в барки и доставить в Рыбинск, о чем от меня находящимся там офицерам сделаны предписания таковые… полагать рабочим людям, кои будут присланы, за труды установленную форштмейстерской инструкциею (документ, регламентирующий деятельность форстмейстеров (лесничих) по сохранению, восстановлению, разведению и описи лесов, прежде всего, корабельных – авт.) плату по 20 копеек каждому на день. Ваше превосходительство уведомив о сем, покорнейше прошу кому следует учинить ваше приказание, так как сие относится до пользы службы и сохранения ей выгод, в чем вы по особенному благорасположению вашему принять участие конечно не оставите. Имею честь быть с истинным почтением, вашего превосходительства покорнейший слуга Иосиф де Рибас. 13 августа 1799 года при Рыбинске с. Петровское».

Ответ не замедлил:

«Милостивый государь, Иосиф Михайлович! Почтеннейшее письмо вашего высокопревосходительства от 13 августа, коим изволите требовать пособие в даче рабочих людей при нагрузке в барки дубового лесу, сложенного на мели криушинской и овсяниковской, имел я получить сего месяца 15 числа. Вследствие сего обязанностью себе поставив всегда выполнять ваши требования, не медля сделал кому следует предписание… еще до упомянутого письма вашего нерехтский нижний земской суд от 8 августа донес мне, что за обмелением реки Волги под Светочевой Горой (село в Красносельском районе напротив упомянутого выше села Сунгурово – авт.) оставлено майором Васильевым корабельного лесу 84 бруса, который и отдан под смотрение сотского (крестьянина, назначаемого в помощь сельской полиции – авт.), но что и сам нижний земской суд за целостью оного леса имеет неослабное надзирание… Впрочем, имею честь быть с непременным моим почтением и совершенною преданностью. Вашего высокопревосходительства милостивого государя покорнейший слуга Николай Кочетов. Августа 17 дня 1799 года».

Обычная деловая корреспонденция? Пожалуй, впрочем, к финалу этого дела мы еще обратимся. А вот и адресант, и адресат, без сомнения, были лицами неординарными и значимыми: первый – для государства, второй – для нашего с вами края!

Что касается адресанта, то по нему есть полная ясность, по крайней мере, у автора этой статьи. Испанец по происхождению, неаполитанец по рождению дон Джузеппе де-Ривас-и-Бойенс был принят волонтером в российский флот в чине лейтенанта и в следующем 1770 году участвовал в Чесменской битве. Благодаря тому, что ему удалось оказать несколько услуг очень личного характера – сначала всесильным братьям Григорию и Алексею Орловым, а затем и самой Екатерине II – в конце 1774-го Иосифа Михайловича де-Рибаса зачисляют в действительную российскую службу капитаном и определяют преподавателем в Шляхетный кадетский корпус. Де-Рибас быстро растет в чинах, удачно женится на любимой фрейлине императрицы Анастасии Соколовой, тем не менее, его внебрачный сын появляется на свет двумя годами раньше законной дочери.

В преддверие русско-турецкой войны 1787-91 гг. Иосиф Михайлович отправляется на юг, где назначается командиром Мариупольского легкоконного полка, входящего в состав Екатеринославской армии, возглавляемой генерал-аншефом графом Григорием Александровичем Потемкиным. В течение войны де-Рибас примет участие во всех ее этапных сражениях, особо же отличится при штурме Измаила в декабре 1790-го. Он завершит кампанию в контр-адмиральском звании, а спустя четыре года на месте завоеванной им крепости Гаджибей начнет создавать город-порт Одессу.

В ноябре 1796-го умирает государыня, на престол восходит Павел I. Начинаются гонения на «екатериниских орлов», к которым историки с полным на то основанием причисляют и де-Рибаса. Он отозван из Одессы в Петербург «на ковер» и готовится к опале или того хуже. Впрочем, все оканчивается для Иосифа Михайловича вполне благополучно, он назначен членом Адмиралтейств-коллегии – органа, управлявшего военно-морскими делами. Вскоре недавний одессит занимает должность генерал-кригскомиссара – чиновника высокого ранга, ведавшего вопросами снабжения, вещевым и денежным довольствием вооруженных сил государства.

В этом же, 1798 году, де-Рибасу поручено и дополнительное дело, на него возложен осмотр и заготовка леса, прежде всего, «дубовых штук» для нужд флота. Вице-адмирал деятельно включается в работу: лично неоднократно выезжает в Казанскую и Нижегородскую губернии, где организует и курирует доставку леса плотами и барками, при устьях Камы, Казанки, Свияги, Суры, Шексны и Оки сооружает сараи и магазины (военные склады). Иосиф Михайлович строит большой каменный магазин в Рыбинске, приступает к разведению рощ вдоль Невы, Волхова. Кроме того, напоминает губернаторам и чиновникам земских судов о запрещении использования корабельных лесов местными помещиками, ремесленниками и крестьянами для отопления и винокурения, то есть, производства спирта или водки.

В период, к которому относится повествование, наш герой пожалован уже чином полного адмирала, также император повелевает «генерал-кригскомиссару и кавалеру Иосифу Михайловичу де Рибасу лесной департамент, со всем в оном заключенном, принять в свое управление»…

А что же мы знаем об адресате – Николае Ивановиче Кочетове? Увы, должны признаться, об этой личности известно не так много, как того хотелось бы. Информацией о его родителях (помимо того, конечно, что отца звали Иваном) мы, к сожалению, не располагаем. Между тем, Николай принадлежал к древнему благородному роду, восходящему к середине 17-го века и внесенному в VI часть Родословной книги дворянства Московской губернии, потому и родился, по-видимому, именно в «старой» столице России или в ее окрестностях.

Как персона, впоследствии относящаяся к высшему чиновничеству империи, Н.И.Кочетов фигурирует в ряде энциклопедий и словарей, а также в русскоязычном разделе «Википедии» – ресурсе, далеко не всегда точном и объективном, данными которого, впрочем, не стоит пренебрегать. Наиболее же полные на сегодняшний момент сведения об этом сановнике содержатся в труде «Руководители Костромской губернии и области 1778-2009 гг.» А.М.Белова, доктора исторических наук, профессора КГУ и мы ими частично воспользуемся.

Для начала обратимся к дате рождения будущего губернатора и констатируем, что она доподлинно не известна. Считается, что это событие произошло «около 1742 года». Как правило, такие неопределенные и некруглые числа предполагают знакомство составителей справочной литературы с не указанными в биографии Н.И.Кочетова фактами, либо эти самые составители исходили из каких-либо подсчетов или соображений. Но они есть и у нас! Дело в том, что отрок отдал себя военной службе в 1758 году. Однако в ту пору вступить в армию на деле вовсе не означало служить в войсках собственной персоной. В действительности же в правление императрицы Елизаветы Петровны (а именно об этих временах идет речь) детей дворянского происхождения, имевших поместья, записывали в гвардейские полки капралами, унтер-офицерами, а то и сержантами еще в «нежном» возрасте. Недоросли, впрочем, оставались при родителях вплоть до совершеннолетия, выслуга лет тем временем увеличивалась, а «заочные» воины исправно производились в очередные чины. Ввиду этого никто не удивлялся, скажем, 15-летним капитанам и 19-летним полковникам.

Понятие «недоросль», к слову, не несет в себе того пренебрежительного смысла, который ему сообщила нетленная комедия Д.И.Фонвизина – так просто-напросто называли юношей, не достигших установленного возраста для вступления в службу. Петром Великим данный порог был определен в 16 лет, однако, Манифест Анны Иоанновны от 1736 года отсрочил это событие и предписывал «употреблять в военную службу» всех шляхтичей (дворян) от 20 лет. А потому, возвращаясь к Н.И.Кочетову, нам более важна другая дата из его жизни. Известно, что в 1767 году он состоит уже прапорщиком Измайловского полка, как прибывший непосредственно в расположение воинской части, расквартированной в Санкт-Петербурге. И если отнять от этой даты два «детских» десятилетия, отмеренных императрицей, получим более реальный, на наш взгляд, год рождения Николая Ивановича, а именно – 1747-й. То есть, выходит, что в службу он был записан 11-12-летним, что соответствовало бытующей тогда практике.

Несколько слов об Измайловском полке. Основание регулярным войскам положил первый Романов – царь Михаил Федорович. В 1700 году Петр Великий сформировал два первых лейб-гвардейских полка – Преображенский и Семеновский. А в 1730-м, взошедшая на престол императрица Анна Иоанновна, намереваясь создать надежную опору своему правлению, повелела учредить из преданных ей людей третий по счету пехотный полк, названный по имени подмосковного села, вотчины Романовых. Поскольку подразделение относилось к частям, предназначенным для охраны особы монарха, оно сразу же стало престижным и привилегированным. Попасть в состав одного из лучших отечественных полков, шефом которого являлась сама государыня, было, пожалуй, невозможно без протекции. Ее для Николая, надо понимать, составил его родственник – петербургский обер-полицмейстер, бригадир (воинское звание, предшествующее генеральскому) Дмитрий Иванович Кочетов.

Не будучи знакомым с портретом Николая Ивановича (если таковой был когда-либо написан) мы можем сделать лишь одно предположение о его внешности. Как воин «царевых войск», выполнявших помимо боевых и караульных задач еще и церемониальную, представительскую функцию, был он, вероятно, высоким и хорошо сложенным мужчиной. При Екатерине II, например, минимальный рост гвардейца должен был составлять более двух с половиной аршин или свыше маховой сажени, а точнее – 182,5 см. Сегодня такими цифрами мало кого впечатлишь, однако во второй половине XVIII века средний новобранец-пехотинец возвышался над землей лишь на 160 см. Неудивительно, что гвардейцы казались богатырями, чуть ли не великанами. Кроме того, в Измайловский полк традиционно набирались брюнеты, а в отборную роту Его Величества еще и с бородами, однако, доподлинно неизвестно касалось ли это правило офицерского состава и нашего прапорщика в частности. Справедливости ради отметим, что гвардия отличалась не только, простите, экстерьером, но также выучкой и отвагой в бою, которые и выказывала неоднократно в важнейших битвах российского войска на европейском континенте.

Тем временем карьера Н.И.Кочетова в армии развивалась динамично. В 1769-м он подпоручик, в 1771-м – поручик. А спустя семь лет Николай Иванович – уже подполковник, но, конечно, не Измайловского полка, где полковником была сама Екатерина II, а, по-видимому, обычного армейского подразделения. Следует понимать так, что дослужившись до капитана гвардии, он, согласно «Табели о рангах» перевелся с повышением на два чина в один из пехотных полков, расквартированных, судя по всему, в Москве, где, к слову, владел домом у Серпуховских ворот. Однако в начале 1790-х годов, достигнув звания полковника, он оставил военную службу ради должности председателя 2-го департамента Верхнего земского суда Московской губернии – сословного судебного органа для дворянства, в котором стал отвечать за различные гражданские дела.

Надо заметить, что и на партикулярном поприще вчерашнему штаб-офицеру сопутствовала удача. Вскоре он пожалован статским советником, а начиная с осени 1797-го чуть менее года исправляет должность вице-губернатора Рязанской губернии, обретая попутно чин действительного тайного советника, соответствующий в армии званию генерал-майора. И, наконец, очевидно накопив достаточный административный опыт, 4 июня 1798 года он назначается Костромским губернатором, в каковой должности его и застает наш рассказ.

Отсутствие художественного изображения Н.И.Кочетова мы намерены хотя бы частично компенсировать написанием его психологического портрета. Так, вроде бы, по отзывам современников, он отличался человеколюбием и гуманностью. Из воспоминаний отправленного в ссылку в «леса Макарьева» полковника А.П.Ермолова, впоследствии – генерала, героя Отечественной войны 1812 года, мы узнаем о следующем эпизоде: «По прибытии в Кострому мне объявлено назначение вечного пребывания в губернии по известному собственно государю императору (Павлу I – авт.) преступлению. По счастью моему при губернаторе находился сын его (по-видимому, Дмитрий – авт.), с которым в молодости моей учились мы вместе. По убеждению его он донес генерал-прокурору, что находит нужным оставить меня под собственным надзором для строжайшего наблюдения за моим поведением, и мне назначено жить в Костроме». А вот любопытно – как бы поступил Кочетов со ссыльным, если бы не заступничество сына? Да, действительно знаменитый гусар-партизан и поэт Денис Давыдов опять же в виду того же самого случая с Ермоловым характеризовал Николая Ивановича как человека «почтенного и доброго». Но, увы, губернатор и мемуарист вряд ли были знакомы. Наш земляк, уроженец Чухломы, лексикограф и беллетрист Николай Макаров отзывался о губернаторе так: «Честнейший, добрейший, милейший господин, который не только делом или словом, но и взглядом никого не обидел». Между тем глава губернии и писатель не являлись современниками, и последний вынужден был опираться на хоть относительно свежие, но все же предания.

А вот уже упоминаемая нами «Википедия» утверждает, правда, не ссылаясь на первоисточники, что Николай Иванович обездолил самых близких ему людей. Женившись в 1772 году на Н.П.Хрущевой он, не откладывая, увеличил свою семью на двух сыновей, а после еще и на трех дочерей. Однако, «брак их был неудачным, став… костромским губернатором, Кочетов бросил жену и детей, взяв к себе в дом жену какого-то городничего. Разоренная мужем, Наталья Петровна жила с детьми в Москве в крайней нужде, на деньги, которые ей давала княгиня Дашкова».

И действительно, настоящим благодетелем для распавшейся фамилии выступила сподвижница императрицы Екатерины II, директор Петербургской Академии наук – Е.Р.Дашкова (урожденная Воронцова), отец которой, Р.И.Воронцов, к слову, в 1781-83 гг. являлся генерал-губернатором Костромского наместничества. Екатерина Романовна, двоюродная сестра Хрущевой, приняла самое деятельное участие в воспитании племянниц. Что касается старшей, также Екатерины, то Дашкова сообщала о ней следующее: «Отец и мать, поручая эту девицу, передали мне полностью и свои родительские права, до того времени, когда устроится ее личная судьба…». Выезжая по приказанию Павла I ссылку, Екатерина Романовна вынуждена была расстаться с воспитанницей, однако когда она была прощена и возвратилась в свое имение Троицкое, «родители вернули ее (то есть дочь – авт.) мне по собственному почину».

Благодетельница, впрочем, сумела достойно устроить судьбу своей тезки – она была пожалована фрейлиной императрицы Елизаветы Алексеевны, стала кавалерственной дамой (т.е. была награждена орденом св. Екатерины меньшого креста), проживала при Дворе и располагала ежегодным доходом в размере около 300 фунтов, который бы умножился впятеро, если бы она вышла замуж. Об этом поведала англичанка, госпожа Марта Вильмот, любимица Дашковой и впоследствии издательница ее «Записок», которая в своем дневнике от 17 мая 1807 года сделала еще и такую пометку: «Смерть… генерала Кочетова, случившаяся на прошлой неделе, послужила причиной того, что… дочери брошены на произвол судьбы. Вопрос еще и в том, кто приютит сирот (их мать – Наталья Петровна – умерла в 1805 году – авт.)… долги и беспорядок в делах родителей оставили детей в крайнем смятении и беспомощности… Две другие сестры приезжают сюда».

Но рассказ о губернаторском потомстве мы начнем с братьев Кочетовых. Ими, по-видимому, занимался все-таки отец, и у них в жизни все сложилось хорошо. Известно, что в имущественных документах на село Коченягино Серпуховского уезда, принадлежащего ранее их матери, Дмитрий и Петр Николаевичи значились как «Их высокородия». Из этого следует, что Петр, пошедший по гражданской линии, дослужился до высокого чина статского советника, но это, увы, все, что можем о нем сказать. О Дмитрии же нам известно больше. Участник русско-шведской войны 1808-09 гг., он был удостоен орденов св. Владимира и св. Анны, награжден золотой шпагой «За храбрость», возвысился до полковничьих погон, а в отставку вышел в звании не ниже бригадирского.

Что касается девиц Кочетовых, то и при живых родителях они подолгу пользовались гостеприимством своей тетки Дашковой. Впоследствии братья поступили с сестрами по совести, оделив каждую несколькими десятками крепостных крестьян и пристойными земельными наделами. На одном из них новая помещица Александра (между прочим, генеральша!) возвела дом и основала селение Бытенки. Затем к ней, по-видимому, отошло и Коченягино. Самая же младшая сестра – Дарья – наследственным добром распорядилась неудачно. В 1-м и единственном томе издания «Русский провинциальный некрополь» (Москва, 1914) находим следующую запись, переписанную с могильной плиты погоста села Щеглятьево с комментарием: «Кочетова Дарья Николаевна, девица из дворян, «отпустившая на волю своих крестьян, юродивая», по сообщению местного благочинного. Без дат. По преданию, 82 лет».

Разобравшись с детьми, возвращаемся к их родителю. Возглавлявший губернию без малого девять лет и чуть ли не до самой своей кончины, Николай Иванович Кочетов прослыл деятельным руководителем. Он преобразовал Костромскую управу благочиния в полицию, хотя в этом случае лишь следовал примеру столиц и воле монарха, реформировал сферу образования, учредив губернскую гимназию и ряд училищ – так называемых «повышенных» начальных школ. Его стараниями город Буй вновь вернул себе статус уездного, а границы Костромы расширились за счет Пищальной слободы.

Надо сказать, что Павел I, безусловно, поддерживал и ценил Николая Ивановича, хотя, как мы сообщали в одном из наших предыдущих материалов, имея оказию, по неизвестной причине не счел нужным посетить Кострому летом 1798 года. О добром отношении государя к губернатору свидетельствует хотя бы тот факт, что в течение трех лет последний был буквально осыпан наградами и милостями. Ранее Кочетов обладал лишь орденом св. Владимира IV степени, который теоретически мог быть вручен ему за боевые заслуги, но об его участии в сражениях каких-либо войн нам ничего не известно. Поэтому можно предположить, что награду ему пожаловали в 1793 году, как это практиковалось, за 35-летнюю беспорочную службу. А вот начиная с 1798-го, чиновник был отмечен орденами св. Анны I и II степеней, а в 1800-м ему был присвоен очень значительный чин третьего класса – тайного советника, равного генерал-лейтенанту в армии или вице-адмиралу во флоте. Но наиболее престижным знаком абсолютного доверия к нему императора явилось производство Николая Ивановича в командоры ордена св. Иоанна Иерусалимского. Надо сказать, что в годы правления Павла I этот орден, называемый иначе Мальтийским крестом, стал по существу высшим знаком отличия, вручаемым за гражданские и военные заслуги, поскольку этим актом монарх выражал свое личное благорасположение.

Немало наград имелось и у адмирала де-Рибаса, хотя абсолютное большинство из них он заслужил в военных кампаниях. Иосиф Михайлович был обладателем нескольких степеней орденов св. Георгия и св. Владимира, а еще – за труды на дипломатическом поприще был отличен редким и высоким орденом св. Александра Невского. В декабре 1799-го, несколько опередив Кочетова, он также стал мальтийским командором. Любопытно, что двадцатью годами ранее он, редкий случай в отечественной истории, был пожалован императрицей Екатериной еще и кавалерским крестом этого же ордена. За что? Это, друзья, совсем другая история, а нам давно уже пора вернуться к «дубовой» теме…

Переписка, связанная вообще-то с рядовым хозяйственным вопросом и хранящаяся ныне в одном из фондов Государственного архива Костромской области, включает не менее двух десятков посланий, рапортов и докладных, продлилась же она около семи месяцев. Помимо генерал-кригскомиссара и губернатора в разбирательство были вовлечены члены Верхнего и Нижних земских судов, военнослужащие комиссионерской (заготовительной) команды, руководимой де-Рибасом, и старосты сел.

Как можно понять из массива бумаг, суть проблемы состояла в том, что с «народом», грузившим лес в барки с Криушинской мели, рассчитались исправно, а с занятыми в погрузке на мели Овсяниковской – нет, якобы, «по не требованию оными, денег было не выдано». Некий унтер-офицер Иванов, коему было поручено дело, то ли промотал полученную им наличность, а может быть просто решил сэкономить на труде крестьян. Но не тут-то было – жалоба от «братых в пособие» смогла-таки достичь губернаторского уровня. В спор вынужден был вмешаться и Иосиф Михайлович, предписавший подчиненным «наистрожайше, чтобы… рабочих людей за нагрузку лесов в барки удовольствовали немедленно».

В конечном счете, более чем 1200 дубовых деревьев были благополучно погружены и поздней осенью 1799-го конской ли тягой, но скорее – бурлацкими ватагами были доставлены в Рыбинск. А в заключительном письме на имя де-Рибаса Кочетов сообщил: «долгом своим почитаю известить ваше превосходительство, что обыватели действительно удовольствованы были… семьюдесятью двумя рублями».

72 рубля! Цена вопроса и, по-видимому, испорченных отношений между генерал-кригскомисскаром и губернатором. Потому что, несмотря на всякие принятые в те времена учтивости и расшаркивания вроде «милостивых государей», «покорнейших слуг» и даже на такие сложные обороты, как «с истинным высокопочтением и всесовершенною преданностью», ощущается, что напряжение нарастает, и заурядный эпизод превращается в дело принципа! А может быть в отвоевании в пользу жителей невыплаченных им денег, проявились те самые приписываемые губернатору человеколюбие и гуманность?

Так или иначе, в феврале 1800-го костромская «лесная эпопея» завершилась. А в следующем месяце император неожиданно отстранил де-Рибаса (не с подачи ли Кочетова?) от службы, как полагали, за злоупотребления в лесных доходах. К лету этого же года относится возникновение заговора против государя, одним из вождей которого стал наш адмирал. Но спустя полгода он вновь восстановлен в составе Адмиралтейств-коллегии. Согласно повелению смягчившегося монарха, ему было поручено докладывать Его Величеству по военно-морским делам. Впрочем, эту почетную обязанность де-Рибас исполнял недолго. 2 декабря 1800 года Иосиф Михайлович скончался, то ли будучи отравлен заговорщиками, опасавшимися разоблачения, то ли от горячки, что, пожалуй, вернее. Его прах покоится на Смоленском лютеранском кладбище Санкт-Петербурга.

Вскоре, 11 марта 1801-го, от рук убийц погиб император Павел.

Николай Иванович Кочетов удержал свой пост и при Александре I. Начальник губернии умер 24 апреля 1807 года и был погребен в Николо-Бабаевском мужском монастыре Костромского уезда.

Олег ДЕ-РИБАС