Моя собеседница все бы отдала, чтоб прокатиться по Волге вместе со своими боевыми подругами-авиаторами. Но, увы, из всего легендарного женского гвардейского бомбардировочного авиационного полка имени Героя Советского Союза Марины Расковой, в живых осталась только она – штурман пикирующего бомбардировщика ПЕ-2 Галина БРОК-БЕЛЬЦОВА. 

С отважным штурманом мне посчастливилось пообщаться во время стоянки в Костроме теплохода «Феликс Дзержинский», на котором она совершала путешествие после 9 мая. Повидаться и поздравить с Днём Победы  свою великолепную бабушку-прабабушку пришли её костромские внуки и правнуки.

Цветы, объятия. «Бабушка, ты потрясающе выглядишь». И ведь не льстят. Галина Павловна, особенно  после участия в телепередаче «Модный приговор», – просто образец стиля. 

В военкомат пришли всем классом 

– Галина Павловна, не первый раз плывете на теплоходе?

– Второй.  А первый – после войны в сорок седьмом году. В отпуск с мужем, боевым лётчиком, отправились по Черному морю на большом немецком теплоходе, полученном по репарации и переименованном в «Россию».  А на этот раз плыву благодаря племяннице моей фронтовой подруги Жени Гурулевой, возглавляющей профком большой энергетической организации: пригласила в круиз по Волге.

– Когда началась война, вам сколько было?

– Шестнадцать лет, я с февраля двадцать пятого года. Перешла в десятый класс третьей московской образцовой школы. Мечтала стать геологом-разведчиком.  Мы классом пришли в военкомат на фронт проситься, а нас послали рыть окопы и перебирать картошку в овощехранилищах. Зажигалки с крыш сбрасывали, баррикады из мешков с песком возводили. Все жили лозунгом «Все  для  фронта, все для Победы!» Мой папа, мастер золотые руки не авиамоторном заводе N24 имени Фрунзе, уже в октябре сорок первого вместе с заводом эвакуировался в Куйбышев. Там в посёлке Безымянка, практически в открытом поле, устанавливали станки и сразу же приступали к выпуску моторов. Сейчас это все кажется невероятным! У людей руки примерзали к металлу.

– В старых фильмах молодёжь предвоенной поры полна романтики, энтузиазма. А какими вы были на самом деле?

– Да такими и были. Девочки, мальчики – отношения потрясающие.  Шли на каток – нам мальчики шнурки завязывали на ботинках, возвращались – несли коньки. Руки замерзали, они их нам согревали, не целуя. Иногда не удерживались –  целовали. Они краснели наши мальчики, если кто-то остроту неуместную озвучивал.  Мы учили наизусть Надсона: «Поцелуй – первый шаг к охлаждению, мечта и возможной, и близкой стала. С поцелуем роняет венок чистота. И кумир низведен с пьедестала…» И все мы были очень спортивными. Лыжи, волейбол, баскетбол, стрельба в тире. И, конечно, плавание. До войны уроки физкультуры в Москве при дефиците бассейнов часто проходили в бассейнах при банях.

 

Грозная «Пешка» 

 – А как вы в штурманы попали?

– Заявления-то наши в военкомате остались. И вот отобрали самых сильных и физически подготовленных девчонок и направили в первое Московское Краснознаменное авиационное училище связи. Я училась по ускоренной программе в группе синоптиков-метеорологов, которые должны оповещать летчиков об изменениях погодных условий. В это время на Западном фронте под Ельней в женском полку, созданном Мариной Расковой, начались большие потери. Немцы так быстро наступали, что наши самолёты часто не успевали взлететь. Их бомбили прямо на аэродромах. Нас, девять добровольцев из числа синоптиков, направили в Йошкар-Олу учиться на летнабов (штурманов тогда называли летчиками-наблюдателям). Там нашими учителями были «старики», которые в свои двадцать с небольшим лет имели большой боевой опыт. Сначала я летала на ПО-2, тяжёлом бомбардировщике ТБ-3 и на скоростном СБ, и только потом – на пикирующем бомбардировщике ПЕ-2.

– Какие боевые задачи у штурмана?

– Ориентировка полёта, прицельное сбрасывание бомб, фотографирование, подтверждающее результативность нанесённого удара. Ориентироваться очень сложно. На карте – одно, на земле – совсем другое: деревни сожжены, леса вырублены, вместо одной дороги – несколько, укатанных танками. Тут уж приходилось соображать, полагаясь на неизменные ориентиры (реки, озера, шоссе), а линия фронта чаще определялась по зенитному огню. И, конечно, схватка с противником в небе. В самолёте пять огневых точек, у летчика и стрелка-радиста – по две. Я стреляла из мощного пулемета «Березина»  в верхнюю полусферу, но была такая «мертвая зона» между крылом и хвостом, где наше оружие не доставало врага. Немцы это знали и наглели, заходили на своём «Фокке-Вульф» с этой стороны. И все-таки ПЕ-2 – практически безупречен. «Пешка» – новейшая, сложная и грозная техника. У американские асов не получалось на ней летать, а наши девчонки работали, да ещё как! Войну во многом выиграл пикирующий бомбардировщик. Великая заслуга авиаконструкторов. Петляков – новатор, настоящий  герой. У самолёта был силуэт хищной птицы, устойчивый двухшайбовый  хвост, огромная скорость – 450 километров, рабочая высота – пять тысяч  метров.  Но у немцев было сильное оружие – доставали и на такой высоте. Поэтому приходилось маневрировать, чтоб подойти к цели и выполнить задание. А цели такие – уничтожить скопления вражеской мотопехоты, танков, орудий, составов на железнодорожных станциях.

 

Садимся с бомбами! 

– Отбомбиться – во что бы то ни стало?

– Именно. Но у нашего экипажа был случай, когда мы садились с бомбами. Тогда как раз шла подготовка к операции «Багратион» по освобождению Белоруссии. Летим на цель. Радист-стрелок Рая Радкевич получает сообщение: наши войска перешли в наступление, и то, что было целью, уже захвачено пехотой. Дают другое задание. И вот при маневрировании нас зацепил за хвост другой наш самолёт. И мы с бомбами, не долетев до цели, падаем с пяти тысяч метров до восьмисот. 

– Страх какой…

– Никакого страха! Нам по 18 -19, и мы отчаянные. И обстрелянные уже. Выровнять самолёт летчик Тося Спицына сумела. Но что делать дальше? Машина  плохо управляемая (половины хвоста нет), под нами висят бомбы. Бросать? Но войска пошли в наступление, и мы не знаем, попадём в немцев или в своих. Если в своих – штрафбат. Было такое на войне? Было. Потому что при молниеносном наступлении не успевали перестраиваться. И мы экипажем принимаем решение – садиться с бомбами на запасной аэродром. А он – истребительный, короткий. Заходим на посадку. Все, кто был на аэродроме, бросились врассыпную: самолет с бомбами – будет взрыв! Мало того, что полоса короткая, так и пробег у самолета с бомбами удлиняется, и мы выкатились за взлетную полосу, в чистое поле. На наше счастье, на нем были подкопы и лунки, из которых брали песок. И мы прямо бомбами в них вошли. Представляете? Песок заполонил взрывчатку, и взрыва не произошло.  Летчик и стрелок выскочили из своих люков, а мне зажало ноги оторвавшимся аварийным бачком. «Галка, давай быстрей, сейчас взорвётся!», – кричат девчонки, а я в капкане. С трудом все-таки высвободилась…

– Представляю, сколько радости было.

– Какая там радость! Наоборот, я тогда пережила такое чувство раздражения и неудовлетворения, какого никогда в жизни больше не испытывала: столкнулись со своими в небе, остались без хвоста, не выполнили задание, не отбомбились…

 

В бой надевали награды 

– Подруг боевых теряли?

– Из пополнения – никого! Техника была уже другая. Ранения получали многие,  а потерь не было. Но прибыли мы в начале сорок четвёртого в полк к могилам «стариков», возле них и клялись бить врага, не жалея жизни. Прах, оставшийся от сгоревших летчиков, хоронили на войне в парашютных сумках. А вылетая на задание, все надевали свои награды – они не сгорают, по ним можно определить личность погибшего.

– Где Победу встретили?

– В литовском городе Паневежисе. 8 мая, когда мир праздновал Победу, мы ещё продолжали летать и бомбить порты Либава и Пиллау, откуда немцы отправляли кораблями награбленное, а мы не давали им уйти. До сих пор загадкой остаётся судьба янтарной комнаты. Я иногда думаю: а не  мы ли её отправили на дно?

А в ночь на 9 мая вдруг началась невероятная стрельба. Победа! Полная капитуляция врага! И мы тоже вытаскивали свои пистолеты ТТ и стреляли в воздух. Комиссар, помню, старался нас урезонить: «Конец войне – не перестреляйте друг друга».

 

Столько ещё работы! 

– Откуда у вас подвеска такая – в виде самолета?

–  Это подарок американских лётчиц, которые носят такие же, только инкрустированные рубинами, бриллиантами, как знак принадлежности к авиационной профессии. Нам, когда мы от союза женщин лётных специальностей «Авиатриса» приезжали в США, подарили такие же самолетики, чисто золотые.

– Какие впечатления от нынешнего парада Победы на Красной площади?

– Сила. Мощь. Новейшая техника. Меня не раз спрашивали: нужны ли парады? Нужны! Как у парада сорок первого, с которого его участники уходили в бой, была  своя великая миссия, так и у нынешних – своя. Страна должна помнить свою историю и оставаться сильной державой. Другого сценария  нам бы не простили те, кто сложили свои головы, сражаясь с фашизмом.

– Вы ведь были участницей телепрограммы «Модный приговор»…

– Меня пригласили – я согласилась. Там действительно отличные стилисты. Кстати, благодаря им я распрощалась со своей челкой. Мне сказали: «Откройте свой лоб! Незачем скрывать, что вы думающий человек». Все-таки как важно в каждом деле быть специалистом.

– Вы часто бываете в Костроме у своих внуков?

– Не так часто, как хотелось бы. Кострома мне очень полюбилась своей стариной и чистотой, но в свои 92 года я остаюсь очень занятым и востребованным человеком. Пополняю новыми материалами переиздания сборника воспоминаний ветеранов женского полка пикирующих бомбардировщиков (одну книгу подарила Владимиру Владимировичу Путину), много езжу, выступаю перед молодёжью. Раз уж мне выпала долгая жизнь, то она должна быть до конца полезной.

Алевтина НОВИКОВА.

 Фото из архива Г.П.Брок-Бельцовой.

 

Из досье:

* Г.П. Брок-Бельцова – единственная ныне из всех живущих в нашей стране женщин  – штурман пикирующего бомбардировщика ПЕ-2. На её счёту – 36 боевых вылетов. Награждена двумя орденами Отечественной войны (первой и второй степеней), орденом Красной Звезды и медалями.

* В коммунистическую партию вступила в 1944-м, заявление было подано перед боевым вылетом, и оно заканчивалось строчками: «В случае гибели прошу считать меня коммунистом». Взглядов и убеждений не меняла, партийный билет не сдавала. С девяностолетием её поздравлял и награждал партийным орденом Геннадий Зюганов.

* После войны работала в контрразведке, окончила исторический факультет МГУ имени Ломоносова и аспирантуру, кандидат исторических наук, 60 лет преподавала в высших учебных заведениях. В качестве почётного гостя приглашалась на все Парады Победы, проводимые на Красной площади в последние годы.