Народному артисту России Владиславу Гостищеву 17 ноября исполнилось 75. Спрашивать известных людей в сотый раз: где родился? где крестился? по-моему – моветон. А вот как пригодился жизненный опыт и масштабна ли с высоты этого опыта сегодняшняя суета… Словом, настроился на предметный разговор с юбиляром.

О газе и звездных искрах

При входе в знаменитую гримерку взгляд ложится на предмет, очень похожий на коньячный шкалик. Гостищев мгновенно отрезвляет:

— Даже не думай! Это жена приготовила Эмилю Очагавия. Для тонуса. Тут боярышник, пустырник.

— Ну, уж в юбилей-то зазвенят бокалы?

— (С гордостью.) Я уже полтора месяца – ни капли! И не курю столько же.

— Владислав Дмитриевич, может, поэтому мы сегодня встретились с третьего раза? Вы такой неуловимый…

— Меня затаскали всего! С утра был в ДТЮ на «Вифлеемской звезде». Народ съехался со всей области. От пяти лет и до семнадцати. А сколько искорок в глазах! Я журил там, рассказывал, объяснял. Потом дома образовались проблемы с газом. Прислали невероятную сумму на оплату. Ездил к ним в контору разбираться.

— С определенного возраста каждую пятилетку принято подводить какие-то итоги. Не много ли в нашей жизни итоговых дат?

— Как говорил Пушкин в «Скупом рыцаре»: «Не много, кажется, но понемногу сокровища растут». Вот ты не пришел вчера на спектакль, а это как раз об этом! О жадности человеческой, о идиотизме. Человек остается один на один с собой и начинает на сундуках размышлять. И не дай Бог кто-то об этом узнает!

— При «расшифровке» вашей фамилии меня осенило: корень — ГОСТ. Следовательно – государственно, качественно.

— Я никогда не озадачивался подобной проблемой. Но однажды попался, думая, что я один такой. Мама по девичьей фамилии Гончарова. Отец, да, ведет эту линию. Но он незаметный слесарь. Впоследствии матрос. Впоследствии партизан. Впоследствии руководитель сельхозпредприятия. Поэтому до поры думал, что на всю страну Гостищев – это я! И тут случились у нас гастроли в Белгороде. В театре мемориальный список: «Белгородцы – Герои Советского Союза». Внимательно прошелся, и вот тебе раз: Гостищев… Уж не родственник ли?

Сталин возвращается. во сне

— Может, глянуть в Интернете? Там много полезной информации.

— А сколько вокруг бесполезной! Телевизор забит ею, радио забито, газеты тоже. Нас буквально душат! Грабежи, убийства, стрелялки. Мне периодически снится Иосиф Виссарионович. Медицина теперь не нужна. На кой хрен я буду ходить по больницам, если мне по телевизору дают рецепты. И вокруг всего этого реклама, реклама, реклама. Меня, что, за идиота держат?!

— С другой стороны, в День Победы, когда на экране отсутствовала реклама, я ловил себя на мысли, что свистящий чайник выключить некогда. Вдруг по ходу фильма упущу что-то важное.

— Это как у меня сейчас в спектакле. Я там одет, словно капустный кочан: колготки, одни штаны, вторые. И, естественно, беспокоит мысль: а если вдруг приспичит в туалет?

— И?

— Если ты собрался на большое действо, будь любезен к этому подготовиться. И неважно, по какую сторону сцены или экрана находишься.

— Сейчас актуален театр боевых действий в Сирии, большим спросом пользуются превыборные «спектакли». Не заменяет ли это многим театр классический?

— Нас пытаются во многом убедить, но не всегда это получается.

— Поджидая вас, на стенде я прочел любопытную статью Калягина. Он утверждает, что на Западе театр – услуга. Нам это не грозит?

— (Смотрит в потолок.) Черт его знает… Есть еще и потребность в театре. Я не знаю соразмерности нужды, просвещения, развлечения, отдыха. Мне кажется, что театр объединяет все эти штуки. Он может снизойти, быть посередине, возвыситься. В зависимости от потребности, от спроса: хотим мы этого или нет?

— Словом, в легком развлекательном спектакле ничего плохого нет?

— Господь с тобой! Существуют целые направления в этом жанре. Но есть театр, от которого что-то хотят. Чтобы он сказал такое, чего мы не знаем. Однажды мне редактор толстого журнала заказал статью о театре. Я написал ее через левое ухо на правое, назвав «Кто мы такие?». И провел мысль: театр никто не придумывал, никто не делал. Не зря же Шекспир сказал: «Весь мир театр и мы в нем актеры». И началось это еще с каменного века, когда друг друга били палицами по голове, а из соседних пещер сбегались зрители. Мы пели «Боже, царя храни!». Потом «Интернационал». Затем под вождей несколько раз переделывали гимн. Ну вот такие мы… Нас придумали, теперь мы придумываем эту жизнь. А сколько в этой жизни мы врем друг другу! Сколько виляем хвостами! Это тоже театр. Только на сцене все происходит более выпукло. При этом уважающий себя театр заявляет свою позицию. Но он не обязан отвечать ни на один вопрос. Он обязан ставить их. А искать ответы должен тот, кто сидит в зале.

Прилетит вдруг волшебник…

— Существует мнение, что у человека за две недели до дня рождения раскрываются какие-то плаксивые чакры. Помнится, в десятилетний юбилей мне грозила двойка за диктант. Разрыдался прямо за партой. Учительница даже извинилась, перепугавшись, что чуть не испортила праздник.

— Ого! Я никогда над этим не размышлял. У меня слишком двоякое на этот счет чувство. Но совершенно по другой причине. Дело в том, что как-то в день рождения позвонила мама и сказала: «Умер отец». С тех пор этот шлейф и тянется. А мама, слава Богу, жива. Ей 96 лет.

— Когда у Андрона Кончаловского был почтенный юбилей, его папа на на телефонный звонок ответил: «Я очень тороплюсь. Иду на семидесятилетие сына».

— Представляю подобную реплику моей мамы! Хотя я для нее по-прежнему мальчишка. Может и похвалить и всыпать.

— Классно юбилей справлять на сцене?

— Конечно. Я 17-го числа буду играть спектакль. Хочу поблагодарить руководство, друзей своих…

— За то, что пошли навстречу?

— За то, что взяли меня на спектакль. Если хочешь, это всемирная традиция. В свой день рождения артист должен быть на подмостках.

— Куча подарков опять же нелишне.

— Я не меркантилен. Самый важный подарок – цветы и аплодисменты.

…И бесплатно покажет спектакль

— В День города чиновники от культуры пригласили меня почитать в сквере стихи. Обговорили тематику, количество произведений. Остался, говорю, маленький нюанс – размер гонорара. На другом конце провода возникла недоуменная пауза. Тогда расставил точки над «i»: «Попробуйте уговорить Кирпичева с Гостищевым разыграть бесплатно шекспировскую сценку на остановке. Не уверен, что ответ будет цензурным».

— (Хохочет.) Да, сегодня актуален лозунг: «За все надо платить». Но я воспитан в те времена, когда мы в обеденный перерыв выступали на заводах и фабриках совершенно безвозмездно. Полчасика кто-то сценку сыграл, кто-то стихи почитал. Правда возникает вопрос: на пользу ли? На это счет даже есть полуанекдот-полубыль. Выступил перед работягами известный скрипач. Подходит к нему токарь: «Знаешь, место, где та-ра-ра-р-а-а-а, изумительно! А когда ты начал щипать струну, то, по-моему, уже выеживался».

— Не сомневаюсь, что в Пушкинский день в усадьбе двоюродного дяди поэта в Давыдково вы выступаете не расчитывая на вознаграждение.

— (С придыханием.) Дима, это святое. Потому что этот человек сам по себе святой.

— Александр Пушкин или Александр Бурлуцкий, устроитель праздников?

— Пушкин отдельная тема. А вот Бурлуцкий – человек, который всю свою жизнь провел наедине с природой. Он заведовал Карело-финским, Уральским, Кубанским заповедниками, роддомом на острове Врангеля. Ты знаешь что это такое? Туда сходились белые медведицы…

— …и пугали детей.

— Ты идиот, что ли?! Я тебе говорю про роддом, где рожали медведицы своих Умок! И когда Александр Михайлович услышал, что под Костромой жили родственники Пушкина, он здесь остановился. И 16 лет собирает в Давыдково весь бомонд. И всех угощает.

— Кролики жареные, грибочки, опять же знаменитая сорокаградусная «бурляевка», настоенная на перце. Халява, однако.

— Туда съезжаются абсолютно бескорыстные люди. Говорят о Пушкине, читают стихи, любуются природой. И не только костромичи. Это уже Москва, Питер и даже зарубежье. Немцы в прошлый раз приезжали, которые издали Пушкина. Родственники поэта не забывают эти места.

 Под лаской плюшевого пледа

— Немудрено. Наследие действительно серьезное. А я вот с некоторых пор буквально помешан на «Бесприданнице». Но в последней постановке Лариса Огудалова получилась, мягко говоря, излишне раскрепощенной, даже жестковатой. От вас слышал, что и нынешний Паратов не особо «паратистый». То ли дело – молодой Очагавия!

— Очагавия прежде всего – порода. И Таня Никитина (Лариса) была легкое, мягкое, нетронутое чудо. А сейчас… Может, я обрюзг, ворчлив, но некоторые новшества меня не устраивают.

— И тем не менее западные режиссеры снимают «Анну Каренину», «Войну и мир» по второму десятку. Каждый раз под новым ракурсом. И этому у них есть объяснение: русскую классику через 20-30 лет необходимо переосмысливать.

— Это неплохо. По причине того, что наше искусство заставляет весь мир над чем-то задумываться.

— У вас с Эмиляно Очаговия общая гримерка. Не тесно двум медведям в одной берлоге?

— Это как раз тот случай, когда возникает полная гармония. Мы достигли такой высоты взаимоотношений, что можем молча сидеть и понимать друг друга.

— Владислав Дмитриевич, а я наблюдаю гармонию, подглядывая за вами на улицах Костромы. Вы словно растворяетесь в ней.

— Единственное желание, когда выхожу в город, быть незамеченным. За 45 лет уже настолько примелькался. Люди подходят, здороваются, благодарят, а я, к своему стыду, даже не знаю, как их зовут.

Материал размещен в «Народной газете» №46 от 18.11.2015

Дмитрий ТИШИНКОВ

Фото Сергея Андреева