С актрисой Ириной АРКАДЬЕВОЙ мы беседовали в начале прошлого года, когда она отпраздновала очередной юбилей. Она была в ударе. Хотя договоренность была об интервью, примерно через два часа стало ясно, что вмешиваться в ее монологи вопросами – только все портить. Интонация была настолько откровенной и исповедальной, что тогда текст не был опубликован. Впрочем, Ирину Аркадьевну в Костроме любили не только за ее роли, но и за ее язык. Сейчас, когда актрисы не стало, ясно, что лучше всего о себе она расскажет сама.

О себе

— Я непьющая. Мне никто не верит, что я не пью. Если я выпью, что вы! Мне папа говорил: значит так, Ирка, вот ты идешь в ресторан, выпиваешь и смотришь на того, кто слева сидит, и на того, кто справа. И не будь смешнее их. Я на всю жизнь запомнила.

— Приходилось быть стервой, а как же. Много стервятины. Дралась за любовь.

— Мы в театре все из себя немножко изображаем.

— Иногда я всем прямо, без всяких «ой», говорю: «Да пошли вы в …!» Ведь жизнь-то прожита. Война пережита. У нас же никто ничего не пережил.

hsnyt72zKRI.jpg

О детстве и юности

— Из блокадного Ленинграда меня вывезли ребятенком. Мотались-мотались, потом оказались в Алма-Ате. Вот там была голодовочка. А еще и возраст – 10-12 лет, когда как раз питание нужно. Мама говорила: тихо-тихо, подожди. Вот я сейчас дам тебе поесть — и дает четыре-пять сахаринок. Может быть, все это и дает мне возможность для выживания.

— После школы я долго всем морочила голову, что хочу на факультет иностранных языков. И пошла туда. Но провалилась сразу. Отец (известный актер Аркадий Аркадьев. — Авт.)
говорит: ну и куда тебя? Есть вот второй курс театрального училища в Алма-Ате. Мне там было сложно. У них уже второй курс, они все друг с другом. К тому же взрослые, а я-то совсем сикушка, 17 лет. И эти не хотят со мной делать этюды, и эти куда-то в сторону. Ничего не получалось. И вот как-то я сама придумала этюд. Что показывала, не помню. Но у нас в аудитории стояла такая ржа! И педагог говорит: удивила. И после этого все прибежали: давай с тобой вместе делать. Вот что значит желание кому-то что-то доказать. Адское желание!

G-3P2O0sSWk.jpg

— Папа никогда мне не говорил: «Хорошо». Он мог пройти мимо и сказать: «Ничего».

— Я начала курить, когда мне дали роль проститутки в советской пьесе. С очень пожилой актрисой мы ее играли по очереди. Мне так и сказали: ты должна поучиться у хорошей артистки играть проститутку. А она любила шутить: «Ирка — проститутка номер один!».

— Курю всю жизнь. Когда губернатор приезжал поздравить с днем рождения, увидел у меня на холодильнике надпись: «Здесь не курят». Спросил: «У вас не курят?». Я со вздохом говорю: «Ну что уж там, вы курите».

— Я всегда играла в провинции (после окончания училища Аркадьева в 1948 г. поступила в Казахский академический русский театр. – Авт.).
Меня звали в Москву. Когда мы из Алма-Аты поехали туда на гастроли, получилось, что у меня было много ролей. Разных. И в газетах обо мне написали. И вдруг Марецкая (Вера Марецкая – звезда советского кино 1940-х годов и прима театра им. Моссовета. — Авт.) на обсуждении говорит: покажите мне эту актрису. А я сзади сижу, говорю: тута я! Она говорит: «Браво!» и хлопает в ладоши. Она приглашала остаться, но у меня был муж, которого они не брали. Я сказала: «Вы не берете моего мужа, поэтому – созвонимся». Вот и все.

bTAWgASO1t4.jpg

О мужчинах

— Сколько у меня было мужей? Ой, я не помню. Не хочу перечислять.

— В советских пьесах не было любовных сцен? Ерунда все это. Я находила, где прижаться, а где поцеловаться.

— Да, любвеобильная я была баба.

— Меня резали, блин. Бросали меня в горах. Правда-правда. Я в горы с кем-то там полезла. А у них были, оказывается, какие-то планы. Я отказала. Вот они меня там и бросили. Я и оттуда дошла до дома… Но не дала!

— Быть с режиссером ради ролей? Вот в чем меня нельзя упрекнуть. Клянусь. Я все про всех знаю – кто, как и когда. Это их дело.

— Да, я всегда сама выбирала мужчин.

— С Красиковым все было по-другому (Актер Борис Красиков – последний муж Ирины Аркадьевой. Он умер в 1995 г. – Авт.). И свадьбы никакой у нас не было. Все эти обсуждения: ты будешь в этом, я в этом, кого мы пригласим, кого нет. Муть собачья. Самое важное – чувства. Встали мы с ним как-то: ну когда пойдем регистрироваться? А ты когда хочешь? А я хоть сейчас. И пошли. Он такой был… не тихоня. Такая отдача была! Хорошо пил водку, коньяк. До этого я была замужем за директором театра. Очень хороший дядька. Вовка. Но когда он увидел, что я с Борюшей, то понял, что — все.

 — Через несколько лет, когда мы с Красиковым уже жили в Костроме, Вовка мне позвонил. Я говорю: Борюша, ты знаешь, тут Вовка звонит, приезжает в Кострому и хочет встретиться. Боря говорит: ради Бога, пусть в гости приходит. Я тут же краситься начала, а он мне: что это ты так навела? Я отвечаю – все-таки я ему жена бывшая. И все вот так, в юморе. Приходит он к нам в гости, сначала смущается: Ирин, ну как же. А я сдуру, искренне же радуюсь, как хорошо, что и Вовка пришел, и Борюша тут, бегаю по квартире и говорю: смотри, вот это у нас гостиная, вот это у нас спальня… Сначала всем было неловко, а потом как-то сошло. Хорошо, что Борюша сказал: «Давайте хлопнем!».

— Мои любимые цветы ромашка и василек. Красиков мне все время их дарил. Придет и говорит: смотри, я гулял с собакой и что-то тебе принес. И протягивает вот такусенькую ромашку. Все!

y_b225ab5f.jpg

 О красоте

— Страх, как я выглядела, когда из Алма-Аты приехала служить в театр в Вильнюсе (в конце 1950-х гг. – Авт.). На мне эти платьишки из Казахстана… Главный режиссер увидел меня и спросил: а вы на каблуках ходите? Решил, видимо, что баба – совсем дикая. Правда, тут же сказал: какие у вас красивые глаза. «Это я еще без грима», — ответила я. Он так ржал!

— В Прибалтике я тут же побежала по комиссионкам. Это было что-то потрясающее. Клянусь. Вдруг на мне какое-то пальтишко интересное появилось. Стала одеваться как в Прибалтике.

— Я никогда не думала о пластической операции. Я живая со всеми своими морщинами, неправильными чертами лица. Как-то увидела Гурченко – такая была прелесть, и вдруг нету ни глаз, ни рта. Зачем?

— Я не встаю с постели, пока 10-15 раз не дотянусь до ног. Почти всю жизнь. А диет у меня нет. Вкусно – я съем. Только не люблю торты, которые с кремом.

— Косметика? Ну вот сегодня только ради вас кремом намазалась. Все-таки, думаю, мужик придет. Это же дурость, да? Или характер. Я тут пишу книгу, в которой откровенно говорю о своем неумении жить.

_c6nPhz6IFs.jpg

О болезни

— Ольга болела пять почти лет (Журналист Ольга Красикова, дочь актрисы, боролась с онкологией. — Авт.). Тогда у нас все пошло с молотка. Все. Чтобы ездить в Москву, потом обратно, потом опять туда. Потом в Ярославль. Везде же за деньги. Я не знаю, как объяснить, но тогда такая крепость появилась у меня в душе. Нет, я ее не отдам. Не отдам… А потом ты понимаешь, что твой ребенок умер раньше тебя. И что мне эти режиссеры, когда я с этим каждый день жила? Что они понимают?

— Мне предстояла сложная операция. Меня положили в больницу, в то же отделение, где лежала Ольга, на ту же койку. И когда повезли меня в операционную, я подняла руку и закричала: «Верной дорогой идем, товарищи!». Стоял такой хохот. А что мне было делать – истерику закатывать?

864d50a82f0de71253dcbf4c67c1be02.jpg

О театре

— Когда я забываю текст роли, то выворачиваюсь. Соображаю, что там по смыслу. Многие ведь ждут, думают: вот она сейчас ничего не скажет. Хрен вам! Все скажу. Когда надо.

— Я почти 30 лет работаю в педуниверситете, ставлю со студентами спектакли для «Студенческой весны». Я с ними молодею. Всему их обучаю, они же как щенята. Мне нравится их не вранье. Могу и послать в … Это мое любимое слово. Они не обижаются.

— Играю ли я в жизни? Приспособляемость иногда нужна. Например, в троллейбус войдешь, а не уступают место. Я начинаю злиться: неужели я так хорошо выгляжу? Сидят такие здоровые девочки, но не могу же я сказать: уступите мне место. Это неприлично. Вот тогда я начинаю играть и умирать.

— Мне бы хотелось поставить «Обыкновенную историю» Гончарова. Там так много характеров. Парень из настоящего, искреннего переделывается в дерьмо. Этого сейчас так много.

— Два года я в нашем театре ничего не играла. Ходила на репетиции чужих спектаклей, смотрела. Все удивлялись. А я смотрела и сама с собой, внутри, играла чужой спектакль. Потом приходила домой и ревела.

— Какая Люся Свердлова была роскошная актриса. Красиков, Борков, Иноземцева (актеры, которые блистали на сцене костромского драматического в 1970-80-х гг., сейчас уже никого нет в живых. – Авт). Где они все? Где личности? А я осталась. Уже скоро. А может, и нет.

— Умереть на сцене? Это сложный вопрос. А кто его знает, как у меня повернется. На сцене или на кухне. Когда оно остановится? Но я отвечаю всем: меня из театра только ногами вперед.

— Я сегодня очень откровенная. Не всегда это бывает. Но сегодня я говорю.

29b9b39ad7d53c16eff073828c9abdf2.jpg

Актриса ушла из жизни 2 июля 2016 года.

Записал Кирилл РУБАНКОВ.

«Народная газета», №27 (524) от 06.07.2016.

 

Ваша новость успешно отправлена!
Это окно исчезнет самостоятельно через 3 секунды...