На встрече с лучшими учителями страны Владимир Путин признался, что в его кабинете настольной книгой является томик Лермонтова. Мало того, Владимир Владимирович прочел наизусть солидный отрывок из стихотворения Михаила Юрьевича. О природе, о любви к Родине… И вот что подумалось. Стихотворение Некрасова «Дед Мазай и зайцы» тоже входит в школьную программу. И оно так же пропитано любовью к Родине. Нашей. Малой. В которой по-прежнему с приходом весны реки выходят из берегов…
ИЗ НИЗИНЫ — К ВЫСОТАМ ДУШИ!
Впервые произведение о великом костромском потопе было опубликовано в 1871 году в первом номере журнала «Отечественные записки». Много воды с тех пор утекло. Во всех смыслах. Те, когда-то живописные места, ныне затоплены водохранилищем. Да и некоторые устаревшие слова стихотворения со временем словно теряют контуры, становятся размытыми. И они не знакомы не только деткам начальной школы. Не каждый взрослый поймет старинный охотничий «сленг». Попробуем расшифровать? Уверяю, путешествие по костромской Атлантиде будет увлекательным…
Итак, поехали! Точнее, поплыли:
Около Малых Вежей
С старым Мазаем я бил дупелей.
Спас-Вёжи — это деревня, в которой жил дед Мазай. А дупеля — речные птицы. Бил — значит стрелял.
Каждое лето домой приезжая,
Я по неделе гощу у него.
Сам поэт не раз говорил, что с дедушкой Мазаем водил крепкую дружбу, ежегодно приезжая в низину охотиться. Согласитесь, такие строки говорят больше, чем иная автобиография.
Вдов он, бездетен, имеет лишь внука.
На первый взгляд — неувязочка. Каким образом у бездетного старика может быть внук?! В свое время я очень плотно занимался родословной дедушки Мазая. Звали его Иван Савин Мазайхин. И в курсе, что у него было два сына: Кондратий (1824 г.р.) и Иван (1826 г.р.) Сына Кондратия дед Мазай отделил, не общался с ним и его детьми. Поэтому Некрасов про него не знал. А сын Иван умер. Поэтому с дедом Мазаем когда приезжал Некрасов, жил сын Ивана. То есть — внук.
МАРШ-БРОСОК ДО ЯРОСЛАВЛЯ
Торной дорогой ходить ему — скука!
Тут все просто. Опытному охотнику хоженой проторенной дорогой ходить скучно. Он ищет чего-то нового, неизведанного. Хотя в низине Мазай знал каждую пядь земли. И удивить его, думается, было крайне сложно. Он даже ходил пешком к Некрасову в Карабиху, что в пятнадцати километрах от Ярославля.
За сорок верст в Кострому прямиком
Сбегать лесами ему нипочем…
Верста — это примерно один километр семьдесят метров. Вот и считайте. К тому же не по асфальту (которого тогда в помине не было), а чащей. Хотя, сельским жителям такие путешествия привычны.
Не знаю, есть ли такое сейчас, но в восьмидесятых первокурсники «химдыма» совершали марш бросок от Костромы до лагеря в Песочном. По шоссе 20 км. Согласитесь, до Ярославля путь поболее будет. К тому же через лес. И тоже с полной боевой, в смысле охотничьей выкладкой.
Кабы не стали глаза изменять:
Начал частенько Мазай пуделять.
«Пуделять» — значит, промахиваться, мазать. Было в ту пору даже выражение: «выпустить пуделя». Впрочем, ничего удивительного в этом нет. Человек старел, здороье ухудшалось…
Кузя сломал у ружьишка курок,
Спичек таскает с собой коробок,
Сядет за кустом — тетерю подманит,
Спичку к затравке приложит — и грянет!
Речь идет о старых кремневых ружьях. Если курок у них ломался, то огонь подносили в то место, где порох. Так же работали и старинные пушки. Сначала порох, затем ядро. У ружей — дробь.
НЕ ГРЕБЛИ, А ЦЕЛОВАЛИСЬ…
Ну, а теперь, непосредственно к самому захватывающему моменту стихотворения — спасению зайцев. Вообще-то роль милосердия, мягко скажем, в книге преувеличена. Поскольку люди жили наедине с природой и им не до особых церемоний. Но дело в том, что заяц на языке низины считался «лапой». То есть — зверем с когтем. А в пищу шли копытные животные. Николай Алексеевич Некрасов в этом плане был более лиричен, особо не нуждаясь в трофеях, поскольку был очень обеспеченным барином. И охотился скорее для удовольствия. Отсюда и такие трогательные строки:
С каждой минутой вода подбиралась
К бедным зверькам; уж под ними осталось
Меньше аршина земли в ширину,
Меньше сажени в длину.
Аршин — это 71 сантиметр, а сажень была разной. В среднем, примерно, метр восемьдесят. Проще говоря, когда человек встает в полный рост, ноги на ширине плеч и поднята рука, то сажень — расстояние от конца руки до носка ноги. Таким образом измеряли косу. Если ее человек держит уверенно, лезвие параллельно земле, значит, нормально. А в стихотворении через сажени и аршины показывались мизерные участки суши, на которых спасались зайцы.
Прочим скомандовал: прыгайте сами!
Прыгнули зайцы мои — ничего!..
…То-то! — сказал я. — Не спорьте со мной!
Слушайтесь, зайчики, деда Мазая!
Зайцы, хоть и пугливые животные, но в случае реальной опасности могут бежать к человеку. Но здесь разговор с ними явно преувеличен. Повторюсь, Мазай не был сентиментальным человеком. И это, похоже, вольная фантазия поэта. Зимой, когда шкурка станет пушистой, ни о каких любезностях и речи не будет:
Смотри, косой,
Теперь спасайся,
А чур зимой
не попадайся!
А заканчивается стихотворение совсем уж прозаично. Я бы даже сказал, с какой-то мужицкой хозяйственностью:
Я проводил их все тем же советом:
«Не попадайтесь зимой!»
Я их не бью ни весною, ни летом:
Шкура плохая, — линяет косой…
С БАЗАРА — В ДРУЗЬЯ КЛАССИКА
По-сути, здесь можно поставить не многоточие, а точку. Стихотворение написано в 1870 году, а охотиться в костромских местах поэт начал в 1861-м. И тогда у него тоже появился друг охотник, которого Некрасов любил не меньше Мазая. Мало того, и этому крестьянину посвящено серьезное произведение(!) Итак…
В июне 1861 года Некрасов приехал в Кострому на нескольких тройках. Остановившись в гостинице, велел своему помощнику Кузьме Солнышкову найти на базаре костромского охотника со знатной добычей. Так вышли на Гаврилу Захарова, который даже поставлял дупелей губернатору. В этот же день поэт поехал из гостиницы «Лондон» (что в самом центре Костромы у начала проспекта Мира) домой к Гавриле в деревню Шода. Николай Алексеевич общался без всяких барских замашек, сразу понравился всей крестьянской семье. Некрасов остановился здесь на три дня. Охота выдалась знатной — в низине с густой травой, болотцами, кустарником настреляли за несколько часов более сотни дупелей(!)
Некрасов щедро рассчитался с новым другом и его товарищами. Платил за все: за ночлег, за сено, за пироги. Самые главные щедроты: конь из тройки и золотые часы. Будучи в гостях у потомка Гаврилы Захарова — Александра Дмитриевича, мне посчастливилось подержать в руках патронташ, с которым, по легенде, охотился сам Некрасов!
Впечатлившись поездкой, поэт по возвращению домой берется за одно из лучших своих стихотворений — «Крестьянские дети». Гаврила в нем упоминается вскользь.
А вот поэма «Коробейники», написанная следом, посвящена Гавриле Яковлевичу. До Некрасова никто не смел посвящать свои произведения простолюдинам. Вот что поэт пишет в конце лета своему костромскому другу:
Почитай-ка! Не прославиться,
Угодить тебе хочу.
Буду рад, коли понравится,
Не понравится — смолчу.
Не побрезгуй на подарочке!
А увидимся опять,
Выпьем мы с тобой по чарочке
И отправимся стрелять.
ПРО ЛЮБОВЬ И ВЕРБЛЮДОВ
В отличие от дедушки Мазая, Гаврила Захаров был более душевен и впечатлителен. Вот что он пишет Некрасову (орфография сохранена):
Дорогой мой боярин Николай Алексеевич. Дай бог тебе всякого благополучия и доброго здравия. Стосковалось мое ретивое, что давно не вижу тебя, сокола ясного! Частенько на мыслях ты у меня и как с тобою я похаживал по болотам вдвоем и все ето оченна помню, как бы ето вчера было, и во сне ты мне часто привидишься. Коли надумаешь меня порадовать, то пришли мне поскорей свой патрет, хочь бы одним гласком я посмотрел на тебя. Пиши страховым письмом, а то украдут на поште. Нынче зимою привелось мне поохотица и за лосями, трех повалил этаких верблюдов. Прошай родимый. Не забывай нас.
Следующая встреча произошла «через зиму». Привез Николай Алексеевич мужикам поэму «Коробейники» в народном переплете. А по сему стоившую копейки. Помимо книжки Некрасов подарил Гавриле настенные часы и породистого охотничьего щенка.
Вот такая «предтеча» в образе Гаврилы Захарова явилась Некрасову до Мазая. Буду очень рад, если кто-то, после прочтения этого материала что-то для себя откроет. Существует теория: от взмахов крыльев бабочки может стартовать шторм. Уж не говоря о том, к какому анализу истории малой родины может привести взмах страниц в президентском кабинете…
Дмитрий ТИШИНКОВ.