Та заводская проходная 

Если для кого-то всякие «главки», «тресты», «пусконаладочные процессы» — мир за семью печатями и полная экзотика, то для инженера Меренкова  — родная стихия. Он технарь до мозга костей, и вся его жизнь связана с производственной сферой. А вообще-то биография у него, паренька из Северного Казахстана, типично советская.

Отслужил в армии, поступил в институт — Уральский электромеханический («Весь первый семестр отучился в кирзовых сапогах и солдатской форме»), на старшем курсе женился. И карьерный рост соответствующий. Сначала работал простым инженером-электромехаником в  управлении «Уралэлектромонтаж», потом старшим и наконец дорос до прораба (не путайте со строительным прорабом, в инженерном управлении своя градация, там старший прораб — уже начальник участка). Занимался наладкой крупной подстанции (два трансформатора по 20 мегаватт) на новой обогатительной фабрике в Асбесте. Все здорово и интересно.

Но пришла пора молодому главе семейства, в котором случилось очередное прибавление, решать жилищный вопрос. С двумя детьми и бабушками в одной комнате, хоть она и в коттедже для геологов-разведчиков, стало совсем тесновато. В Свердловске на тот момент ведомство жильё не строило, а вот в Тюмени, где открывался участок их пусконаладочного управления, как раз сдавались новые квартиры. Что стоит в молодые годы решиться на дальний переезд в грузовике! Здравствуй, новая жизнь! 

 

Загранкомандировка — почетно и выгодно 

Борис Сергеевич создавал участок, искал кадры, налаживал работу. А впереди уже замаячило кое-что новенькое. «В советское время старались давать людям заработать. Загранкомандировка — это и почетно было, и выгодно. Тогда в Индии уже началось строительство металлургического комбината, и с одного только нашего орденоносного управления для проведения пусконаладочных работ отправили двенадцать инженеров. А вообще там работали специалисты со всего СССР.

У меня это была первая загранкомандировка. К тому же мечта об Индии исполнилась! Тут история такая. Мой друг-свердловчанин, с которым вместе после армии в институт поступили, пришёл на занятия и рассказывает: «Слушай, сосед из Индии вернулся, такая там экзотика!» Словом, оба загорелись желанием увидеть эту страну своими глазами. И удивительно, что оба, не сговариваясь, оказались в Индии почти одновременно — на возведении комбината».

                                                                                       Индийцы  привыкли отстаивать свои права

Борис Сергеевич объясняет, как он, советский инженер, был направлен работать в Индию. В СССР существовало Министерство монтажных специальных строительных работ, которое занималось всякими спецобъектами типа Байконура. При нем был специальный Главзарубежстрой — вот он-то и строил в Бакаре металлургический комбинат. Набор специалистов разного профиля, их оформление и доставка до нового места работы — все им осуществлялось.  «Перед отправкой меня как члена партии вызвали в ЦК КПСС на инструктаж: «Вы едете в развивающуюся страну и должны всегда помнить, какую страну представляете. Ведите себя достойно». Интересно, что мы были по-своему законспирированы. Членские билеты оставляли на хранение в ЦК.  Коммунисты считались там членами профсоюза, а комсомольцы — членами молодежной организации».

 

Главное — дать работу

 

Первый в жизни полет на «Боинге». 22 апреля 1974 года в Москве лежал снег (день коммунистического субботника), а в Дели в шесть утра +36. «Бедная жена, она была в шерстяном платье!» До Бакары ещё тысяча километров. Добирались поездом, следующим до Калькутты, в самый канун общенациональной забастовки на железной дороге. В их единственном вагоне с затененными окнами и кондиционерами как раз и ехал лидер забастовщиков. На каждой остановке он выходил и толкал эмоциональные речи. 

Бакара — на отшибе от основной магистрали. Самые северные тропики. Неплодородная полукаменистая земля. Бедное население. Индира Ганди и Индийский национальный конгресс как раз и приняли решение о строительстве на этом почти голом месте металлургического комбината, чтоб решить проблему трудовой занятости населения.

О производстве Борис рассказывает с нескрываемым удовольствием. Человек дела! «Комбинат — это огромный комплекс. Коксующийся уголь везут вагонами. Сначала его взвешивают на электронном устройстве (наши специалисты установили), дробят в порошок на мельнице и отправляют на коксовую батарею, где порошок без доступа кислорода созревает. Я приехал, когда там новая коксующая батарея строилась — при мне она разогревалась и запускалась. Чтоб вам понятно было: доменная печь выплавляет чугун — отливами такими. Но для производства чугуна немного требуется, индийцам же был нужен качественный металлопрокат. А это уже сложная цепочка. Сначала из чугуна  углерод выжигается, и получается 35-тонная стальная баклуша. В таком виде она никому не нужна, поскольку во всей Азии, кроме Японии, никто её переработать не мог. Поэтому и строился слябинг — обжимной прокатный стан, превращавший стальные слитки в слябы — плоские заготовки для изготовления широких листов. Потом построился полосовой прокат, дававший лист толщиной 5 миллиметров. Он уже востребованный. Но индусам надо, чтоб ещё был тоньше. Ещё надо стан строить!»

 Инженер Меренков строил в Индии металлургический  комбинат во времена Индиры Ганди

Чуть что — бастовать

 

— Строили по последнему слову техники?

— Конечно! Но знаете, что удивляло? Индийцы старались как можно меньше использовать при строительстве механизмы, делали все вручную. Это для того, чтоб занять как можно больше населения. Котлованы под фундаменты копали лопатами. Мужики копают, а женщины носят землю в плетёных корзинах на голове. У них у проходной завода даже установлен был памятник этому процессу: двое мужчин-рабочих устанавливают работнице корзину на голову.

— Так не берегут женщин?

— Наоборот, любят и берегут. Просто это считалось нормальным. А вообще женщины там на особом положении — их всюду пропускают без очереди, мужчины  на улице не смеют приставать, заигрывать, отпускать шуточки в их адрес. Индира Ганди не зря говорила, что женщинам в Индии не нужна эмансипация, она у них заложена в многовековой культуре.

                                                                                                     Женщины  у  них  на особом положении.

— Аварии случались на комбинате?

— Случались, и даже с жертвами. Но это от невежества больше. Там по проекту было безотходное производство. Вот пример. Когда кокс созревает, отделяемые газы проходят для орошения через гидрозатвор в трубе, заполненной аммиачной водой. А потом из этой воды делается нафталин и суперфосфат. Индийцам надо было отдачу, отдачу! И как можно скорее! Так вот требовалось поменять задвижку внизу этой трубы. Вместо того, чтобы загодя выпустить воду из стояка, четверо рабочих начали ослаблять задвижку ключами. Под напором кипяток хлынул и ошпарил их. Да так, что один в больнице скончался от ожогов. Вина была чисто их специалиста.

— И что последовало?

— Забастовка. На следующее же утро. Там вообще так: чуть что — сразу бастовать. На этот раз требовали компенсации семьям пострадавших и наказания виновных. Причём не давали работать никому из своих рабочих. И слушать не хотели, когда мы объясняли, что производство ни в коем случае нельзя останавливать. А когда наши специалисты вставали на места рабочих, то забастовщики даже злились: «Мешаете нам отстаивать свои права!» А то, что можно допустить гибель производства, их не волновало. Впрочем, к нам рабочие относились с большим уважением, и тут инцидентов не было. А вот со своими специалистами они не церемонились. Я сначала не понимал, почему офис их руководителя, в отличие от нашего, был огорожен колючей проволокой и имел запасной выход. Оказалось, чтоб можно было удрать от разъяренной толпы.

— Горячий народ!

— Очень! Там если водитель собьёт пешехода, то ему несдобровать.  Покалечат, а то и убьют. А машину сожгут. Я такие обгорелые машины не один раз видел. Представьте, идёт стотысячная толпа сплошным потоком на комбинат. И едет автобус. Никто не расступится, не пропустит. Наш водитель давно бы уж матом всех покрыл, а этот ждёт смирно, не дай Бог задеть кого ненароком!

 

А монах-то голый!

 

По части быта советские специалисты жили в Индии ничуть не хуже, чем на родине, а может, и лучше. По-крайней мере, трешка, оставленная семьёй Бориса дома, уж точно по метражу была скромней индийской. Два кондиционера, большой холодильник, кровать с москитной сеткой. С полудня  до трёх инженер находился дома, потому что пик жары: никто не работает. В Бакаре располагалась самая большая зарубежная колония, насчитывающая две тысячи специалистов. Начальная школа, детсад, клуб на четыреста человек, где крутили кино, проходили вечера советско-индийской дружбы, концерты и «профсоюзные» (читай — партийные) собрания.  Был даже возведён христианский храм, только вот прихожан из числа советских граждан в нем не наблюдалось.

В выходные дни инженеры любили выбираться на охладительные пруды (слив воды со слябинга и ТЭЦ), там водились увесистые толстолобики, и рыбалка получалась знатная. Добираться до прудов приходилось на рабочем автобусе. Замешкался, ищи транспорт сам. Именно с рыбалкой связаны у Бориса не самые лучшие впечатления о некоторых соотечественниках. Стоит опоздавший рыбак под дождём на дороге, едет мимо кто-нибудь из наших на машине, не остановится. Своего же не возьмёт! А вот индийский водитель, как ни загружена его техника, сам подрулит: «Садись!» И никаких денег не спросит. Очень дружелюбный народ!

Ну и экзотики, конечно, Борис вкусил. За два года побывал с семьёй на многих экскурсиях по Индии. Тадж Махал, к сожалению, увидеть не удалось, зато монастыри всякие разные объездили — буддистские, индусские, джайнитские. Неизгладимое впечатление на россиян произвёл джайнитский храм, расположенный в километрах ста от Бакары. «Это ортодоксальная религия, которая не терпит никакого насилия, даже над насекомыми. Монахи джайны не носят одежды, живут совершенно нагими и подметают путь перед собой метелкой-веером, чтоб никого случайно не раздавить. У наших женщин при виде голых монахов, само собой, глаза горели, а вот индианки были совершенно спокойны. Нам довелось наблюдать, как женщины из окрестных деревень приходили их кормить. Монахи посмотрят, что им принесли, выберут себе еду, затем садятся на циновки, а женщины их кормят с ложечки, те даже к пище руками не притрагиваются. Покормила, вытерла лицо монаху и удалилась. По их преданиям, кормление монаха приносит благодать, благоприятствует деторождению».

                                         Советские атеисты узнали о существовании множества религий

Были и в Бодхгае, сакральном месте для всех буддистов, видели священное дерево Бодхи, выращенное от семени дерева, под которым Будда нашёл просветление. В Будхгае расположены четыре разных храма, в том числе и тайваньский. В нем Борис повстречался с молодыми европейцами в оранжевых тогах, занимавшихся медитацией. Разговорились (к тому времени по-английски инженер говорил уже хорошо), выяснилось, что один парень из Канады, другой из Англии. «Неужели вы исповедуете буддизм?» — удивился Борис. «А вы — коммунизм?» — парировали те. Надо сказать, в Индии нашему герою приходилось общаться и со специалистами из многих стран Европы, и не мог не отмечать, насколько они раскрепощеннее наших и в одежде, и в поведении. «Те специалисты в джинсах, шортах ходили, а мы разве могли себе шорты позволить? Боже упаси!  Закомплексованные были». Не без улыбки вспоминает, как бывало жарко вступал в полемику с местными инженерами, которые хвалили демократию, противопоставляя её  советской «железной дисциплине». «Мол, у них газеты, что хотят, то и пишут. Демократия!  «Любая газета отражает точку зрения того, кто её содержит», — говорю им. Они: «Мистер Меренков, ты — коммунист!»

Как давно это было! Дочка-беляночка, дружившая с детьми-индусами, теперь взрослая женщина, фотографии, запечатлевшие экзотику, пожелтели, но добрые воспоминания об Индии по-прежнему греют душу обосновавшегося в Костроме Бориса Сергеевича. «А вот жить там всегда я бы не смог. Два года хватило! Экзотика, она ведь надоедает».

Алевтина НОВИКОВА.

Фото Николая Суворова и из архива Б.С. Меренкова.